Обаламус

Путятин Александр

Звучало не слишком вдохновляюще…

— Хорошо, я попробую.

— Ага, давай! Успеха тебе! Ну, а не получится — набери мой домашний… Или Деду звякни! Его все РП слушаются! И даже — безо всякого шторма!

Лестница, ведущая на второй этаж, показалась в этот раз бесконечной. И одновременно чересчур короткой. Внутри горла стоял противный склизкий комок. Чтобы придать себе хоть немного уверенности, я откашлялся и щелкнул каблуками.

— Ну? — неприязненно поинтересовался Васильченко.

— Товарищ полковник, через тридцать одну минуту расчетный срок образования тумана… — начал я.

— И что? — воспринимать меня всерьез он явно не собирался.

— Согласно инструкции, если через десять минут вы не начнете сажать самолеты, я вынужден буду доложить об этом дежурному метеорологу в училище. Извините, но мне придется это сделать.

В этот момент позвонил телефон.

РСП поднял трубку.

— РСП, майор Мишин. Так точно, товарищ командир [49] . Даю, — и он протянул трубку Васильченко.

49

«товарищ командир», без указания должности — обращение к командиру воинской части, в данном случае, к командиру учебного полка

— Здравия желаю!… Получил… Да, всех заворачиваю… Через двадцать минут — расчетное время последнего.

Я отдал честь и развернулся.

— Стой! Куда?! — рявкнул подполковник, швырнув на рычаг трубку с такой силой, что она подпрыгнула и свалилась на пол. — Ты останешься здесь до начала тумана. Даже если он наступит только через месяц, через год, через десять лет! Понял?! У меня во второй эскадре три лучших инструктора из-за твоих капризов теперь должны будут минимумы заново подтверждать [50] !

50

если лётчик не летал какое-то время при минимуме погоды, то он лишается права самостоятельного полёта при этих условиях, т. е. должен сначала вылететь с инструктором, имеющим данный минимум, и только потом может летать самостоятельно

Васильченко смерил меня презрительным взглядом и вернулся в свое кресло.

Самолеты один за другим опускались на полосу и заруливали на стоянки. Видимость была такой, что фонари соседней деревни светили четко и ясно. До нее, согласно описанию аэродрома, было шестнадцать километров. Прошло двадцать минут. Сел последний самолет. Подполковник повернул кресло в мою сторону. Краем уха он выслушивал доклады служб о прекращении работ, кивал головой, бросал короткие реплики. Но смотрел при этом — только на меня. Казалось, Васильченко наслаждается моей неуверенностью, питается моим страхом. Казалось, прошла уже целая вечность, но часы показывали, что до расчетного времени оставалось ещё две минуты.

Я прекрасно знал, что туман может совсем не наступить, что любой метод имеет погрешности, что не все прогнозы оправдываются. Но от этого было не легче… Наступила тридцать вторая минута. Васильченко встал, распрямился во весь свой немалый рост и набрал в широкую борцовскую грудь побольше воздуха… Сейчас начнётся!

— Мама дорогая! — воскликнул РСП, указывая пальцем на взлётную полосу. — Туман! Ей богу, туман! Ну, дает наш студентик!

Васильченко бросил взгляд в окно. Я тоже. Туман за какие-то секунды закрыл всё летное поле. Ни одного огонька не пробивалось уже сквозь его плотную пелену.

— Разрешите идти, товарищ полковник? — я приложил руку к козырьку, сильно надеясь, что она не дрожит.

— Свободен, шаман!

И я двинулся вниз…

Какое там — свободен? А звонки по инстанциям, а куча недозаполненных бумаг? Ворох необработанных карт, опять же… И вообще, дежурство ещё только утром заканчивается.

30

Случай этот очень заинтересовал нашего Деда. Всё следующее утро Николай Иванович провисел на телефоне и к обеду выяснил, что прошлым вечером ближайший к нам колхоз впервые использовал на соседнем поле новые поливальные установки. По госпрограмме они тому колхозу достались, и прибыли буквально накануне…

Меня начальник службы хвалить не стал: просто выложил на стол очередную порцию инструкций и велел готовиться к следующему экзамену; но уже не на СМУ [51] , а сразу по минимуму погоды. Надо ли говорить, что я был вне себя от счастья! И дело здесь не только в профессиональной гордости, хотя и она, что уж греха таить, неплохо грела измученную постоянной зубрёжкой душу. Получив допуски ко всем видам полетов, я приобретал полную самостоятельность в профессиональном плане, а вместе с ней — реальную возможность занять ту самую должность, которая идеально подходила для операции «Капкан», как в своих тайных мыслях я окрестил предстоящую встречу с Обаламусом…

51

СМУ — сложные метеорологические условия

Тут необходимо пояснить, что наш учебный истребительный полк по штату включает в себя не четыре, как боевой, а целых шесть эскадрилий. Вся эта летучая орда только три зимних месяца базируется на основном аэродроме, где ремонтируются самолеты и поддерживают форму летчики-инструкторы. В остальные же время полк, пополнившись прошедшими теоретическую подготовку курсантами-первогодками, проводит учебные полёты с трех аэродромов: основного и двух лагерных (именуемых в документах иногда ещё «летними» или «полевыми»). Поэтому все структуры управления в нём, не исключая и метеослужбу, имеют полуторный штат специалистов. У нас, к примеру, должно быть шестеро инжернеров-синоптиков. Но со средним руководящим звеном в армии давно уже напряжённо… Не хватает офицеров. Дефицит. Если со мной считать — пятеро получается, и это — на три аэродрома. Пополнения в ближайший год уже не предвидится. А следовательно, в одном из летних лагерей кому-то вскоре предстоит совмещать две офицерские должности, а проще говоря — пахать в две смены. Не требуется быть Нострадамусом, чтобы предсказать: драки за это место среди моих коллег не предвидится… Оно и понятно! С одной стороны, нафига она кому сдалась — двойная нагрузка при одинарной зарплате? А с другой… Люди они все семейные, и на такой длительный срок из дому уезжать, от жены и детей — кому же охота… Иное дело — я!

Меня положение единственного в службе офицера: начальника метеослужбы лагерного сбора, и по совместительсту — его же дежурного помощника, в сложившихся обстоятельствах устраивало идеально. Во-первых, это — самостоятельная жизнь, где я буду единолично руководить всеми своими действиями, имея определённую свободу рук. Во-вторых, если я правильно понял характер Сидоренко, «бросившемуся на амбразуру» одиночке он предоставит карт-бланш. И у меня появится возможность самому выбрать подчинённых и выстроить систему отношений с ними таким образом, чтобы это помогло в грядущем противостоянии с Обаламусом. А в том, что после прибытия пришельца мне придется какое-то время строить свою жизнь вокруг наших с ним «танцев», сомневаться не приходилось.

Если с экзаменом по минимуму всё сложится удачно, для летнего лагеря нужно будет подобрать двух невольных помощников. Но одного из них я, похоже, уже нашел. Холопушин, как недавно выяснилось, знает «на зубок» не только технику приёма факсов и наблюдений на площадке. В лётном училище он проходил основы авиационной метеорологии: умеет читать и обрабатывать карты, составлять простейшие прогнозы. Короче, идеально подходит на роль человека, способного в критический момент оказать помощь в обеспечении полетов. Если я буду несколько дней сосредоточен на Обаламусе, Паша не подведёт — подстрахует. На роль второго помощника тоже намечено несколько кандидатов, но поскольку ни один из них пока что не подходил идеально, поиски продолжались…