Обалденика. Книга-состояние. Фаза третья
Шрифт:
Смотрел на это старик да все никак разобраться не мог – что же делало людей этих спящими?
Долго смотрел, но так и не понял ничего. Со стороны если глянуть – так обычные люди. А стоит в глаза всмотреться – спят все, спят без зазрения совести просто, и все тут!
– Ладно, – решил старик, – погуляю я пока по сказке этой, погляжу да послушаю, как народ здешний живет, а там, глядишь, и разберусь, в чем дело.
Цельный день Петя нестарый по царству спящему бродил, чего только не насмотрелся, чего не наслушался.
Лекаря на площади базарной приметил.
– Доктор, – услышал старик краем уха разговор, – что-то я слышать последнее время плохо стал. Стыдно сказать – пукну и не слышу.
– Пустяки, – отвечал доктор, – вот вам таблеточки, попьете, и все в порядке будет.
– Я стану лучше слышать?
– Нет, громче пукать.
Подивился старик такому лечению. В глаза лекаря рыночного глянул – спит бедолага. Спит так же, как все, но сон видит свой, особый – про то, как лечить полагается, про то, как правилам врачебным соответствовать надобно.
Пошел старик дальше, вдруг видит – хоронят кого-то. Народу собралось – тьма-тьмущая.
– Кого хоронят-то? – поинтересовался старик.
– А вон, видишь, мужика в гробу? Его и хоронят.
Протолкался Петя поближе да видит – покойник-то не лежит в гробу, как ему полагается, а сидит. Сидит, да еще по сторонам с любопытством озирается.
– Эй, – окликнул его старик, – ты што там делаешь? Ведь ты еще живой?
– А кому это интересно? – отозвался покойник. – Сказали – пора, значит, пора.
Старик от удивления остолбенел просто. Пока стоял так, с открытым ртом, разговор рядом услышал.
– Судьба, видать, такая у человека…
– Подумаешь, судьба. Судьба – это когда кирпич на голову падает. Вот это я понимаю – судьба.
– А если не на голову, а рядом?
– Ну, тогда, значит, не судьба.
Всмотрелся старик в лица говорящих да в который раз на глаза спящие наткнулся. Начал он понемногу понимать, что же именно спит в народе здешнем…
– Ум, – подумал он, – это всего лишь способность находить оправдание собственной глупости. А глупость – это неумение слышать свои ощущения, свою внутреннюю мудрость. Это следование чужому научению, чужим правилам и законам, всему тому, что в ум человеческий кем-то вложено было.
Вот и выходит, – думал он дальше, – что царство ума – это мир, в котором спят отвергнутые ощущения, спит неуслышанная и непризнанная мудрость, спит радость.
Отчего только я раньше сна этого умственного не замечал, – удивлялся старик, – ведь и в наших сказках все так же – в угоду уму делается.
Захихикал в голове Петиной голосок противный, словно в ответ на мысли его.
– А ну-ка, ну-ка… – подозрительно пробормотал старик, колпак дурацкий с себя стаскивая.
Походил он немного без него уже, промеж людей опять потолкался, разговоры их послушал… И точно – будто в обычной сказке сразу оказался, люди все вокруг него как люди, живые и неспящие. Но как только колпак на голову напялил – все как прежде стало.
– Вот оно что, выходит, чувствительнее меня колпак Дурака делает, – с удивлением сказал себе Петя, – вот так подарочек… Теперь бы им распорядиться как следует…
Двинулся старик дальше. Шел, любопытство проявляя особое – во все закоулочки да тупички заглядывая, к людям присматриваясь да к словам их прислушиваясь. Уж больно хотелось ему еще одну загадку решить – отчего это царство здешнее лабиринтовым кличут?
По городу можно было идти куда угодно без риска заблудиться в нем, так как прям он был и узок, шириной всего в одну улицу. Но совершенно одинаковые его домики, фонтанчики и скверики в какой-то момент создавали странное ощущение блуждания по кругу.
Выражения лиц у людей здесь тоже были одинаковые – значительные все и озабоченные. Даже нищие в этой сказке, и те носили лица серьезные и значимые. Ощущалось, что люди здешние день за днем, год за годом делают одно и то же, именно то, чему были обучены с детства, то, что каждому было предписано раз и навсегда. И от этого жизнь их идет размеренно, предсказуемо и скучно… Да и не идет она никуда, а так… притворяется только, а на самом деле лишь на месте топчется…
Вдруг Петя двух стражников приметил, что к нему направлялись. Нацелившись пиками ему в живот, они спросили грозно:
– Ты что здесь ошиваешься? Чего вынюхиваешь? А ну, отвечай, пока в острог не посадили!
Удивился Петя, неужели он права не имеет по городу гулять? О том и сказать решил.
– Неужто я не имею права… – начал было он.
– Имеешь, имеешь, – нетерпеливо перебил его стражник.
– Да нет, вы ведь не дослушали… – попытался старик вопрос свой пояснить. – Я имею право…
– Да имеешь, сказали уже ведь, что имеешь, – перебил его второй стражник.
– Хорошо, спрошу тогда по-другому, я могу…
– А вот это – нет!.. – в один голос сказали служивые. – Даже и не думай… Права-то, они што – их у нас все имеют. А вот может один лишь царь. Причем, прав ему для этого никаких не надо.
Тряхнул Петя головой в сердцах – звякнули в ответ бубенцы колпачные да вдруг с рогами цветными наружу и вывалились.
Замерли стражники на мгновенье, как-то странно на старика глянув, а потом лицами отчего-то смягчились, заулыбались даже.
– Э-э, да что с дурака взять, – сказали они друг другу. – С дураком ведь, если свяжешься – сам таким же станешь.
– Это точно, – усмехнувшись, подумал старик, вслед стражникам глядя, – это я как раз по себе знаю…
И вдруг понял он все, понял глупый смысл сказки этой. Ведь что такое лабиринт? Это место, из которого нет выхода. В лабиринте любой путь рано или поздно заканчивается тупиком, но в этой сказке народ хитро поступил: притворился он, что лабиринта не существует вовсе.
Оказавшись в тупике своих привычек, своего знания и своих обычаев, народец местный даже не стал пытаться из него выбираться, он просто начал обживать его, облагораживать и делать нормой существования. Так лабиринт внутренних проблем постепенно превратился в целое царство, с виду ровное, прямое и беспроблемное. Но совершенно безысходное внутри.