Обделенные душой
Шрифт:
— А никто больше не придёт, — сообщает Арджент. Именно за этой новостью Коннор и охотился. Хотя кто знает, хорошо это или плохо. С одной стороны, если бы в этом доме жил кто-то ещё, то, может, у него хватило бы ума остановить эту комедию, пока не поздно. Но с другой стороны, человек с мозгами, скорее всего, сдаст Коннора властям.
— А, вот оно что... Просто я подумал, что раз вы живёте в доме, то у вас и семья есть. Родители, там...
— Они мертвы, — говорит Грейс. — Мертвы, мертвы, мертвы.
Арджент бросает на неё суровый предупреждающий взгляд
— Наша мать умерла молодой. А отец сыграл в ящик в прошлом году.
— Что очень даже неплохо, — добавляет Грейс, ухмыляясь, — потому что он собирался расплести Арджента ради пригоршни баксов.
Одним плавным движением Арджент подхватывает бутыль с водой и швыряет её в Грейс стремительно, как питчер в бейсболе. Грейс уклоняется, но недостаточно быстро, и бутылка задевает её по голове, отчего девушка болезненно вскрикивает.
— ОН ТОЛЬКО ЯЗЫКОМ ТРЕПАЛ! — орёт Арджент. — Я ВЫШЕЛ ИЗ ВОЗРАСТА РАСПЛЕТЕНИЯ!
Грейс, держась за голову, неустрашимо возражает:
— А орган-пиратам на твой возраст наплевать!
— Я что тебе сказал, а? ЗАТКНИСЬ!
Арджент несколько секунд молчит, пережидая, пока злость уляжется, а затем обращается к Коннору, ища в нём союзника:
— Грейс как собака. Иногда надо ей демонстрировать, кто здесь хозяин.
Коннор, однако, не в силах сдержать кипящей внутри ярости:
— А не крутовато ли демонстрируешь? — Он смотрит на Грейс — та всё ещё держится за лоб, хотя, похоже, ей не очень больно, пострадало, в основном, её достоинство.
— Да ладно тебе, она сама виновата. Расплетение — не повод для шуток, — говорит Арджент. — Кому и знать, как не тебе. Сказать по правде, дай нашему папашке волю, так он нас обоих отправил бы на расчленёнку, лишь бы избавиться от лишних ртов. Но Грейс не подлежит расплетению по закону, она слабоумная, даже орган-пираты таких не берут. Меня он тоже не мог расплести, потому что кто бы тогда заботился о Грейс? Соображаешь теперь?
— Угу.
— У меня пониженная функция коры головного мозга, — ворчит Грейс. — Я не слабоумная. Я низкокортикальная [5] . Не так оскорбительно.
По мнению Коннора, «низкокортикальная» звучит тоже отнюдь не лестно. Он крутит кистями, пытаясь понять, насколько туго затянуты верёвки. Похоже, Арджент мастер вязать узлы — ни один не ослабевает. Каждая рука Коннора привязана отдельно, поэтому чтобы освободиться, ему придётся управиться с двойным количеством пут. Это наводит его на воспоминания о том, как он сам когда-то привязал Лева к дереву, после того, как спас его от жертвоприношения. Он лишил Лева свободы, чтобы сохранить ему жизнь. «Права пословица, — думает Коннор, — как аукнется, так и откликнется». Теперь он сам во власти человека, верящего в то, что держит Коннора на привязи ради его же блага.
5
От слова «кортекс» (кора по-латыни) — кора головного мозга, отвечающая за развитие множества функций. В чрезмерно политкорректном обществе, само собой, нельзя называть человека слабоумным. Вот и изобрели выражение «низкокортикальный» (вернее, Шустерман изобрёл).
— Ты случайно не захватил с собой те сэндвичи, что я купил? — спрашивает Коннор. — Умираю с голоду.
— Не-а. Наверно, так и валяются там, на парковке.
— Раз я твой гость, не кажется ли тебе, что держать меня впроголодь не очень-то вежливо?
Арджент раздумывает.
— Пожалуй, ты прав. Пойду соображу что-нибудь. — Он приказывает Грейс напоить Коннора из подвальных запасов. — И не вздумай учудить здесь чего, пока меня нет!
Коннор не очень понимает, к кому обращается его тюремщик — к нему или к Грейс, но приходит к выводу, что это неважно.
После ухода Арджента Грейс заметно расслабляется, освободившись из-под сферы влияния брата. Она протягивает Коннору бутылку воды, но потом соображает, что тот не может взять её. Грейс свинчивает пробку и льёт воду Коннору в рот. В основном вода проливается ему на штаны, хотя и в рот тоже попадает достаточно.
— Ой, прости! — лепечет Грейс чуть ли не в панике. Коннор понимает, почему.
— Не волнуйся. Скажу Ардженту, что обоссался. Не станет же он злиться за это на тебя.
— Он найдёт, как свалить вину на меня! — смеётся Грейс.
Коннор смотрит ей в глаза — наивность в них медленно уступает место чему-то другому.
— Твой брат не очень хорошо с тобой обращается, правда?
— Кто, Арджи? Да нет, он ничего. Просто злится на весь мир, но мир — он где-то там, не достать, а я под рукой.
Коннор улыбается, услышав это.
— Да ты умнее, чем думает твой брат!
— Может и так, — говорит Грейс не слишком убеждённым тоном. Она оглядывается на закрытый люк, потом поворачивается обратно к Коннору. — Мне нравится твоя татуировка. Большая белая?
— Тигровая акула, — поправляет Коннор. — Только она не моя. Она принадлежала одному парню, который, собственно, пытался задушить меня этой самой рукой. Не смог. В последнюю секунду спёкся. Ну и вот — его расплели, а рука досталась мне.
Грейс обдумывает услышанное, щёки её начинают рдеть.
— Врёшь ты всё! Думаешь, я такая глупая, что поверю, будто Беглец из Акрона согласился принять руку расплёта?
— Моего согласия никто не спрашивал. Они присобачили мне эту дрянь, когда я лежал в коме.
— Так я тебе и поверила.
— Развяжи меня, и я покажу тебе шов.
— Чего захотел.
— Да, вижу, тебя не проведёшь. Ты же и так можешь увидеть шов. Эх, будь на мне рубашка, моя попытка сработала бы лучше.
Грейс приближается, опускается на колени и осматривает плечо Коннора.
— Чтоб мне сдохнуть. Это действительно привитая рука!
— Ну да, и к тому же болит адски. Привитую руку нельзя этак заворачивать за спину.
Теперь Грейс пытливо смотрит ему в глаза, как несколько мгновений назад это делал Коннор.