Обе Бездны
Шрифт:
— Я бы не стал так спешить, — он приподнялся, опираясь на меч. — Ты пришёл ко мне и покидаешь мой дом, так и не удостоив меня личной беседой? Даже по долгу гостеприимства так просто тебя я отпустить не могу.
— Я всегда с вами, мои дети и друзья, верные и неблагонадёжные. Я не ограничен этим телом, — чёрно-бардовый, напротив, присел, развалившись, в жалостливо скрипнувшее под ним кресло, и распластал крылья почти на полу. Сидя, Тенерос был равен в росте стоявшему на задних Герусету, кто явно не считался карликом. — Нарата не останется без защиты Мрака на своём пути домой, а Зорат — без мудрого совета.
Нарата, несмотря на прежнее непроницаемое спокойствие, дрогнула
— Теперь она ваша, и вы можете делать с ней всё, что угодно вашей прославленной воле. Можете отпустить на выходе из Детинца, или гуманно, как у вас принято, забрать её душу, чтобы не кормить. Можете высечь её или сунуть меч ей в лоно — Инанна любит подобные забавы и наверняка послужила вам достойным примером.
— Ты мерзкий подземный червяк… — зарычала Нарата.
— Совсем не дипломатический тон, но и переговоры уже закончены, — Герусет покосился на Тенероса. — В таком случае, иди за мной. А вас, надземные, Катайла проводит из нашего города.
— Советую вам проверить гостинец на вкус, — на прощание кивая Нарате, одним толчком Тенерос встал из кресла на четыре лапы, но бесшумно, несмотря на видимую грузность. — Он тоже может оказаться червивым.
Зареслава всё ещё дрожала от негодования — на земле уже не было рабства драконов! Да, есть у Темных духи в виде уборщиков и охранников, да, многие драконы в последнее время нанимают в качестве работников бескрылых велнаров, а на строительство разрушенных войной городов в своё время затаскивали людей — особенно тех вояк, кто не погиб и не был убит после войны драконами или обозленным населением. Пусть возмещают вред! Но то работники и слуги, а не рабы! И тем более не рабы-драконы!
Радина бесстрастно передала цепь Нарате и вместе с Катайлой решительно встали между надземными крылатыми и уходившими дальше по анфилиаде Герусетом и Тенеросом, воздух между которых накалялся в озлобленном напряжении. Да, теперь эти двое несомненно надёжных союзника начнут обсуждать нечто друг с другом, и только Тьма знала, будет ли это обмен ядовитыми любезностями или же рычание в голос.
— Мы что, так и уйдем? — прошипела Зареслава. Нарата взглянула на «подарок», поджавший хвост и опустивший взгляд в пол. Лёгкая дрожь крыльев выдавало её волнение, не дававшее самке сказать ни слова.
— Они ушли, нам больше не с кем разговаривать, — объявила Нарата и повернулась.
— С нею, — Торстейн, не дожидаясь, пока Нарата соблаговолит оттаять ледяным сердцем, снял с отданной им самки намордник и цепи, откинул их на лапы прислужницам Пророка, и после, поведя всё столь же безвольную рабыню под плечо, покинул помещение.
— Как тебя зовут? — Зареслава спросила у отпущенного подарка Герусет сразу, как только вышла из помещения на ничуть не более свежий воздух обширной пещеры.
— Жардея, если вам угодно, — самка поклонилась Светлой с поверхности.
— Ты из Нашара, я это вижу по морде, — Нарата покосилась на кривозубых иркальцев, а потом снова на драконессу относительно приятной наружности, которую портили лишь кислотные оттенки купоросного и багряного в гриве, перьях и на полосатом хвосте. — И, возможно, из хаосистов-мутаторов?
— Не из хаосистов. Из Тагирионов, госпожа.
Нарата опешила. Тагирионы были ей известны, и очень хорошо. Сам родоначальник являлся одним из первых свободных драконов Нашара, открыто заявивших о том, что они не желают подчиняться Тьме — но поплатился за это жизнью. Его сыновья, Орниас и Пенеаш, в своё время навредили Инанне, затем вместе с ней участвовали в свержении Герусет, а после вновь предали — так, по крайней мере, утверждалось историей и воспоминаниями самой Инанны. Внук Тагириона, Агнар, создал прототипы энергомагического оружия, используемого ныне повсеместно. Брат Агнара, Нажар, участвовал в освоении Вейндала и погиб в битве с навами. Но дочь Агнара — Артара, вложившая вклад в победу над подземниками, до сих пор жива и здравствует, и живёт с сестрой Агнара, в деревне Ликдул… Но о Жардее Нарата не слышала ничего. Не могла она и представить, каким образом её жизнь протекала в Иркалле и долгое ли время она провела рабыней.
— У тебя есть родственники, лучше тебя передать им, а их — тебе, — заключила Нарата под одобрительные взгляды друзей. — Теперь ты снова вольный дракон, и если ты решишь отомстить Герусету, мы поймём это, но месть следует отложить до того времени, когда она будет полезна и не навредит тебе самой.
— Родственники? — драконица покачала головой. — Этого не может быть. Я слышала, что все мои родственники погибли во время битвы с навами, а Артара Тагирион была убита Воплощениями за неподчинение — она воспрепятствовала строительству башни-темницы. Герусет взял меня к себе ещё совсем маленькой, и меня готовили к службе… У меня не может быть никого в этом мире!
— Какой службе?.. — непонятливо наморщился Торстейн, но Зареслава его прервала, пихнув крылом в бок:
— Если твоя семья мертва, я попрошу свою маму убить Тьму и потратить её энергию на её воскрешение! Точно хватит!
— Не желаешь ли проверить это, дражайшая? — коварно-приторное шипение дракона, что незаметно подобрался к компании, заставил её вздыбить шерсть.
Худощавый чешуйчатый, что приблизился к нашаранам, явно принадлежал к подземному народу, но морда его была не столько уродлива, сколько ушлая — чёрные продольные полосы-разводы, горящие угольками глаза без видимого зрачка и не слезающая с пасти ухмылка до ушей. Своими оттенками этот крылатый напоминал Тенероса, но производил совершенно обратное впечатление. Не мощный, как скала, а худой и вёрткий, как змея. Да ещё и без передних лап — что сразу в глаза бросалось.
Глава третья
Новшества
Дворец Сталагмитов производил впечатление на гостей Утгарда. Высившееся над улицами древнего города здание вступало в контраст с тем же Храмом Тьмы: если чёрный купол с его колоннами напоминал драконам о самой Тьме, то Дворец был воплощением могущества саров, правителей Нашара. Яркий и переливающийся на солнце, лишённый скромности, готовый о себе заявить, стоящий на оси испещрённого каналами города.
— Его бы ночью подсвечивать — будет феерия…
Эти слова, произнесённые мрачным тёмно-сиреневым драконом, наглядно показывали, что сам он в Утгарде не местный — обычные жители города уже привыкли к виду Дворца, да и к тому же, навряд ли могли позволить себе такие высказывания. К слову, в их живом потоке, шагающем по улицам или летающим над ними, приезжий чувствовал себя неуютно — слишком уж большая и при этом кажущаяся бессмысленной суета окружала его.