Обе Бездны
Шрифт:
— Но нет семьи, — смущённо и тихо проговорила чешуйчатая. Близость Нараты возбуждала её, и рисовала в фантазии драконочки самые замысловатые картины, уже прогнав все плохие мысли… Но оставив одну. Она же в постели с дочерью сар-волод!
— Я не могу заменить тебе семью… — теперь та тоже чувствовала смущение, уши грозили отодраться от стыда. — Материнство Тьмы это явно не то, что ты ищешь, и я не Герусет, чтобы…
— И не надо, — Хубур поспешила зажать Нарате пасть поцелуем, чтобы она прекратила нести вздор и глупости.
Но эти объятия были приятны не всем. Судьба
Глава сорок пятая
Лучше поздно, чем вовремя
Адора еле поймал Торстейна, чуть не спрыгнувшего со скалы в озеро Ныр:
— Думал, тело твоё не найдём и не воскресим? Ошибаешься!
— Пусти! — вопреки словам, дракон даже не думал вырываться, поджав лапы и прижав крылья, так, чтобы уместиться на лапах Адоры. — Я утонуть хочу!
— Трезвым? Тонуть и так неприятно, а тонуть без выпивки ещё и скучно.
Несколько раз рыжий открывал пасть то чтобы едко ответить, то чтобы обвинить, но наконец понял, от чего именно его спасли — от его собственной глупости. А ещё — увидел, кто его ценит на самом деле.
— Адора… — бессильно обернулся к другу Трэвейл, — я же с ней… Не только по приказу был.
— С Наратой? — Верно предположив, Адора отводил всклокоченного Торстейна со скалы под сень леса. — Что случилось с вами?
— Скажем так — я лишний… — Торстейн устало приобнял дерево и провёл когтями по стволу, вычерчивая какую-то руну. Он и без вина едва не падал от расстройства. — Для Нараты. Наверное, слишком долго ждал, чтобы ей признаться…
— Думаешь, если бы признался, она бы сразу согласилась с тобой танцевать в небе и постели? — подумав, оглядевшись, видит ли их двоих кто, Адора проявил на ладони нюхательный мох и протянул щепотку Торстейну. — Она избалованная, но не падкая. Её что-то привлекло в другом партнёре, значит, надо самому проявлять…
— Партнёрше, — поправил Торстейн, по незнанию проглотив мох вместо принюхивания.
Адора усмехнулся выражению морды Торстейна, когда тот раскусил, что взял в пасть.
— Значит, что-то действительно привлекло. Но она ещё подросток, так что вполне возможно, что это пройдёт. Если слухи это правда, её мать в детстве тоже была куда распущеннее.
— Запить… — высунув язык, Торстейн закатил глаза. — Галюны…
— Отвлекающий манёвр успешный… — Адора мрачно заметил, впихивая флягу в ладонь временно ослепшего Торстейна. — Но это — так, анестезия перед операцией. Надо лечить саму проблему, как учит Мирдал.
— Что? — Торстейн тут же прижался спиной к дереву, испуганно глядя на самца. — Ты намекаешь на… Нет! Я расстроен, но не до такой степени! И мох тут не при чём!
— Ты что? — Адора отмахнулся обоими крыльями. — Выжившая тебя убьёт за такое. Лучше поговори с Наратой и признайся хотя бы сейчас, чтобы знала, кого потеряла. Высказать можешь всё, что угодно.
— Нет, — Торстейн откинулся на ствол. — Пусть лучше не знает. А я буду рядом, может, это когда-нибудь пройдёт.
— Тоже вариант. Так она увидит твою морду и сама спросит, в чём дело, — белый устроился прямо на траву напротив. — Если в ней душа есть. Но внутренне не горюй, пожалуйста. С тобой есть друзья, которые ценят тебя не за внешность, а за дух.
— Только дух мой сломлен, — похоже, Торстейна даже мох не брал. Он приподнялся и стал разминать крылья. — Но убивать себя больше не буду, не волнуйся.
— Будешь, и медленно, — положил Адора лапу ему на плечо. — А мне даже этого не хочется.
— Все медленно умираем, — глухо протестовал Трэвейл, — только кто-то умирает в постели и в обнимашках, а кто-то — в лесу, сражаясь с навами.
— Вот именно, — Адора вдруг резко отвернулся. — Не повторяй мою судьбу.
— И не собираюсь, — Торстейн, опираясь о дерево спиной, встал, раздирая шкуру на спине. Эта боль придавала решительности — без неё было совсем тяжело действовать.
Летев обратно к Нарате, Трэвейл не замечал странных зарниц в небесах, мигающих всеми цветами первоматерии, что начинала просачиваться в этот мир. Деревья крутились в разные стороны то ли от ветра, то ли перебирая корнями, но и на это Торстейн не обращал внимания. Решившись, он не собирался поворачивать назад. Выбор был сделан, к чему напрасные дёрганья, когда всё может быть решено всего лишь несколькими словами. И ждать удобного момента Торстейн не стал — лучше разобраться со всем сейчас, чем терзать себя. Вне зависимости от того, что скажет Нарата, как его обругает, больше Торстейна не будет ничего мучить. А выживет он или нет — это его не волновало. Начнёт ли Нарата оправдываться или обвинять — тоже. Не важно даже, мелькнёт ли рядом Хубур в тот момент.
На подлёте к Ликдулу дракон отметил наконец нечто странное — ему показалось, что воздух над крышами домов переливается серебряной рябью, словно вода, сверкающая под солнцем. Жителей деревни не было видно, наверное, они предпочли укрыться в домах и переждать странное явление, но Торстейна не остановила бы и жестокая буря. Нарату тоже — одна единственная взобралась на крышу трактира, как два дня назад — беспокойно кружилась по ней.
— Торстейн, ты не видел мой артефакт? — Она обратилась к нему с будничной фразой, но совсем не привычным тоном. — Может, он бы помог остановить этот Хаос…
— Хаос только в тебе, Нарата. Ты за все эти годы так и не поняла, что я тебя люблю. А сейчас уже поздно это говорить, — ровно, но тускло произнёс рыжий. — Я тебя охранял по велению отца, поэтому и не признавался в чём-то, что могло быть искусственным, другой формой дружбы. Любовь ведь только одна может быть.
Нарата подняла на Торстейна голову — в глазах её было всё то же самое, что у Торстейна. Та же отрешённость одновременно с заботой. Сложно было сказать, догадалась она или нет о том, что Торстейн подсматривал за ней — наверное, это бы и не повлияло на ответ.