Обед у людоеда
Шрифт:
– Ну?
– Жанну отравил кто-то из гостей, ну, из тех, кто был тогда у Борьки.
Я фыркнула. Тоже мне, гениальная догадка, да это известно с самого начала.
– Ты морду не криви, – обозлился Дубовский. – Наша Жанна еще тот кадр была, малосимпатичная личность, если до конца разобраться. Во-первых, Никитка не был ее мужем, он ее брат.
– Знаю.
– Во-вторых, они с ним занимались тем, что…
– Обирали любовников Малышевой, – закончила я.
Леня хмыкнул:
– Хорошо, теперь о Зюке. Насколько я понимаю, ты в курсе того, что произошло в «Морской». Так вот, Зинаида не виновата. Девица на самом деле покончила с собой.
– А
Ленечка мерзко захихикал:
– Милая детка, в нашем бренном мире все так переплетено, плюнь – попадешь в знакомого. Я жил в соседней квартире с Воротниковыми. Натерпелись они от Любки по первое число. И ведь была вполне нормальная девчонка, а как школу закончила, съехала с катушек.
Летом и зимой еще было ничего, а весной и осенью Люба начинала выделывать чудные вещи. Могла убежать на несколько дней из дому и таскаться по подвалам и чердакам. При этом у нее резко обострялась сексуальная активность, и, когда загулы заканчивались, приходилось вести девушку на аборт. После операции у Любки начиналась фаза раскаяния, она рыдала день-деньской, а потом пыталась покончить с собой. Пила таблетки, вскрывала вены, лезла в петлю… Жизнь Воротниковых превратилась в перманентный кошмар. В семье, кроме Любы, подрастало еще двое детей, и жизни не стало никому. Брат с сестрой в четыре глаза стерегли сумасшедшую, стараясь не оставлять ее одну. Из аптечки убрали все лекарства, кроме нескольких таблеток аспирина, чашки у них в доме подавали пластмассовые, а отец перешел на электробритву. Но в один далеко не прекрасный день, когда Любаша попыталась повеситься в ванной на банном полотенце, терпение родственников лопнуло, и они поместили старшую дочь в психиатрическую клинику. Как Люба ухитрилась удрать из поднадзорной палаты, не понимал никто. Поднялся шум. Сначала родители отреагировали на исчезновение Любы более или менее спокойно. Думали, она, как всегда, таскается с бомжами, но через две недели забеспокоились. Вот Воротников и пришел к Лене, он знал, что сосед работает в милиции.
Дубовский в момент раскрутил дело. Это оказалось проще, чем отнять у младенца погремушку. Бездомные, ошивавшиеся на Киевском вокзале, припомнили красивую рослую девушку и сообщили, что она ушла с приятной молодой женщиной к стоянке такси. Был найдет и таксист, доставивший парочку в гостиницу «Морская». Узнав о пожаре, Леня присвистнул, но Воротниковым ничего говорить не стал.
Сейчас, лучезарно улыбаясь, он пояснил мне:
– Любку все равно было не вернуть. Да и, честно говоря, всем от ее кончины только лучше стало. Родители вздохнули свободно, да и сама она отмучилась. Пожалел я Зинаиду, не стал ничего предпринимать, а отцу с матерью сообщил, что Любка села на вокзале с компанией бичей в товарняк и отбыла в неизвестном направлении. Через пару лет ее официально признали умершей. Вот с тех далеких времен мы и дружим с Зинкой.
Я подавила смешок. Хороша дружба! Интересно, сколько денег отстегнула тебе бедная Иванова, чтобы заткнуть ему глотку?
– Зина абсолютно не способна на убийство, – спокойно пояснил Леня. – Не скрою, когда Жанка начала ее шантажировать, Зюка в полной прострации прибежала ко мне с вопросом – что делать?
Леня, недолго думая, предложил:
– Есть парочка надежных парней.
– Ни в коем случае, – испугалась Зюка.
– Ты не так поняла, – пояснил Дубовский, – никто не собирается убивать Малышеву. Ну, поговорят с девчонкой в уголке, объяснят ошибки!
– Нет, нет, нет, – махала руками Зюка, – черт с ней, буду хвалить жуткие картины, в конце концов, мне все равно, она ведь только славы хочет, медных труб, ну и пусть получит. Пойми, я не смогу жить, если узнаю, что из-за меня покалечили человека.
Леня пожал плечами:
– Была бы честь предложена.
Зинка принялась регулярно петь осанну Малышевой, а Леня, чтобы помочь подруге, даже выставил отвратительные пейзажи у себя в галерее. Очевидно, и у подлецов случаются альтруистские порывы.
– Уж поверь мне, – втолковывал Дубовский, – Зюка тут ни при чем.
– Тогда кто, может, ты? – в упор спросила я.
Леня радостно заржал:
– Пупсик мой, птичка шизокрылая, ну зачем бы мне, человеку с деньгами и положением, травить Жанку?
– Малышева вела дневник, где были записаны чужие тайны, вдруг там и про тебя что нашлось?
Дубовский заулыбался еще шире:
– Кисонька, да я весь на виду, честный администратор. Спроси у любого художника, взял ли хоть копейку себе в карман. Бутылки коньяка, естественно, не в счет, их все несут, вон, полный шкаф стоит…
– Это сейчас ты «рафинированный интеллигент», – не утерпела я, – только в бытность сотрудником легавки не слишком-то соблюдал закон!
– Ну, милая, – спокойно увещевал меня Леня, – пойми, я же был профессионалом на том поле. Ну прикинь на минуту, что я и впрямь решил бы избавиться от Малышевой, неужели стал бы действовать таким топорным способом? Травить девчонку, как таракана, да еще в своем присутствии, да еще ядом, который моментально вычисляется даже без лаборатории. Достаточно понюхать лицо – и все понятно! Нет, дорогуша, я же все-таки не клинический идиот!
– Ну а как бы ты действовал, интересно знать?
Леня с жалостью глянул на меня:
– Деточка, в нашем мире существуют потрясающие профессионалы. Никто даже ничего и не заподозрит! Ну, схватилась глупая женщина мокрыми руками за фен или мыла окна, дурочка, босиком, да мало ли несчастных случаев приключается… А в Жанниной смерти виноват дилетант, тут действовал любитель, начитавшийся детективов, уж поверь моему опыту!
Я молчала, переваривая информацию.
– И потом, крошка, сдается мне, что несчастного Гребнева отправил в мир иной тот же человек, только я никак не пойму за что, связи между двумя убийствами не вижу.
– Связь не видишь, а думаешь, что преступник один и тот же, – фыркнула я.
– Нюх у меня, Лампа, на такие вещи, – задумчиво сказал Леня, – знаешь, иногда все улики против, а сердце подсказывает – виноват! Начнешь мотать – и точно! Ну, чутье у меня на преступника, как у спаниеля на утку, хотя ты в это, конечно, не поверишь!
Я молча разглядывала всевозможные штучки, украшавшие стол Дубовского: пара фигурок из нефрита, цепочка из блестящего металла, несколько игральных костей и причудливой формы пузырек, похожий на усеченную пирамиду. Отчего же, я поверю в интуицию бывшего милиционера. Володя Костин частенько рассказывал, что и с ним это бывает.
– Знаешь, Лампуша, – откровенничал майор, – сам не пойму, откуда что берется. Ну иногда входит человек в кабинет. Вызвали его как свидетеля, чист, словно слеза младенца, следствию помогает, искренний такой, надо бы от души поблагодарить, гражданин времени не пожалел, пришел, а у меня в мозгах словно свет зажигается: стоп, вот он, голубчик! Ну почему такое происходит, может, я экстрасенс?
И вот теперь те же слова произносит Дубовский…
– Ну и что подсказывает тебе чутье? – поинтересовалась я.