Обед у людоеда
Шрифт:
Войдя в номер, они сначала разделись, потом Зина пошла в душ. Когда журналистка вернулась, ее партнерша заливалась слезами.
– Что случилось? – удивилась Зюка.
В ответ Люба вытянула вперед правую руку с опасной бритвой. Зина перепугалась до полной потери самоконтроля. Воротникова перестала рыдать и принялась хохотать.
– Положи лезвие, – велела Зинаида.
– Боишься? – ухмыльнулась Люба. – Не надо, тебя я не трону.
Не успела Иванова раскрыть рот, как девица быстрым, резким движением полоснула себя по нежной шее. Кровь взлетела фонтаном, экзальтированная Зиночка почти потеряла сознание, а когда пришла в себя, на ковре
В ужасе, растеряв остатки самообладания, Зинуля подскочила к тому, что еще десять минут назад было человеком, и зачем-то вырвала из безвольной руки бритву. Потом вымыла ее в ванной. Номер выглядел кошмарно. Повсюду были капли, пятна и озера крови. Зиночка никогда не думала, что в человеке ее столько. Понимая, что ей одной никогда не справиться, Зина сняла перемазанные туфли и босиком спустилась к Марине.
– Очень похоже на сказку, – хмыкнула я, – прямо тысяча и одна ночь.
– Вот поэтому я гадине Маринке и платила, – вздохнула Зюка, – потому что никто бы мне не поверил. Только я не вру. Я не способна никого убить!
– А Жанна?
– Не трогала я ее! – выкрикнула Зюка. – Поймите, мне легче денег дать, и потом подумайте, ну не глупо ли самой действовать, когда наемные киллеры чуть ли не в газете объявления помещают?
– Некоторые дела следует обтяпывать лично, не впутывая посторонних, – парировала я.
– Мне Жанкина смерть была невыгодна, – хмыкнула Зюка, – сейчас только страшнее стало, просто сон потеряла. Чуть на лестнице лифт зашумит, я цепенею: ну, думаю, за мной из милиции явились.
– Отчего же вы впали в такое состояние?
– Жанна та еще птичка, – злобно прошипела Зюка, – не понравились ей мои правдивые статьи, обиделась на справедливую критику. Кто же виноват, что она жуткие пейзажи малевала. Глаза бы не смотрели: на переднем плане цветочки размером с елку, посередине прудик, а на берегу березки, просто лубок, мазня деревенского маляра. А уж как она обозлилась, когда я ей пару дельных советов дала, кстати, только из добрых чувств… Никита ко мне заявился с выговором, наглец!
Прошло время, Зина решила, что Жанна больше не держит на нее зла, и поэтому обрадовалась, когда та позвонила и пригласила ее в Дом художника на обед. Худой мир всегда лучше доброй ссоры. Но трапеза прошла совсем не так, как рассчитывала критикесса. Жанна даже не прикоснулась к заказанной еде, а когда Зюка поднесла ко рту ложку солянки, сказала:
– Теперь будешь писать обо мне только хорошо, хвалить изо всех сил.
Зина в недоумении уставилась на Малышеву:
– Ты заболела?
– Нет, – усмехнулась художница, – но тебе придется меня слушаться…
– Интересно, почему? – хмыкнула Зюка.
– Потому что в противном случае я расскажу всем о том, что случилось в гостинице «Морская», – припечатала ее Жанна.
От неожиданности Зюка расплескала суп, меньше всего она ожидала от Малышевой подобного поведения.
– Но… откуда? – залепетала Зина.
– Неважно, знаю, и все, – нагло заявила Жанна, – так что прямо со следующего номера и начинай, не мне тебя учить, что следует писать. Хвали, как расхваливаешь тех, кто тебе платит.
Резко оттолкнув стул, Жанна встала и прошипела:
– Имей в виду, ты теперь должна заботиться о моем благополучии…
Зина, плохо соображая, уставилась на шантажистку.
– Не дай бог, попаду под машину, – кривлялась Жанна, видя, что Зюка почти потеряла сознание, – тогда тебе крышка, милочка. Я – девушка предусмотрительная, люблю на досуге создавать не только картины, но и веду дневник, где описываю все, что случилось за день. Там и про тебя, жадная крошка, правда есть. Ну так вот. Ежели произойдет какой несчастный случай, или, не ровен час, я умру, имей в виду, одной из моих подруг даны на этот счет самые четкие указания. Она вытащит бумаги на свет и отправится в милицию. И ехать тебе, душечка, назад, на историческую родину, в Сибирь, да не в СВ, а в «столыпине», так что сдувай с меня пылинки.
– У меня в мыслях не было ничего подобного, – пролепетала Зина.
– Ну и отлично, – фыркнула Жанна, – жду статейку.
Естественно, что в «Веке искусства» появился гигантский очерк, расхваливающий пейзажи Малышевой… С тех пор похвальба не стихала. Зина очень боялась разоблачения. И теперь, когда Малышева погибла, она трясется с утра до ночи, ожидая появления таинственной незнакомки с дневником.
Я посмотрела на нее.
– Нет, я не убивала, – твердила Зюка, – ей-богу, пальцем ее не тронула. Не скрою, мне хотелось, чтобы Жанка попала под трамвай или погибла в автомобильной катастрофе, но самой лишить ее жизни!.. Ну не из таких я, поверь. Вот деньги заплатить – пожалуйста, хочешь, тебе за молчание отсыплю. Человек я небедный, вознаграждение будет достойным. И потом, есть одна неувязка в твоих размышлениях.
– Какая?
– А кто убил Никиту? Уж, наверное, эти преступления связаны между собой. Ну Кита-то мне зачем изводить?
– А он тоже владел твоей тайной!
Зюка подняла голову и устало сказала:
– Не надо делать из меня серийного убийцу. Воротникова покончила с собой. Она была душевнобольной.
– Неужели? Откуда такая информация?
Зинаида опять вытащила сигареты:
– Я прихватила с собой ее сумочку, а там лежал паспорт, вот я и выяснила, что Люба все соврала. На самом деле она москвичка. Ну, я поехала по адресу, штамп-то прописки в паспорте стоял. Поболтала во дворе с бабами. Знаешь, что выяснилось?
– Ну?
– Она уже несколько раз пыталась покончить с собой, вены резала, таблетки глотала, в петлю лезла, только родители ухо востро держали и каждый раз спасали психопатку. А потом им надоело, и они сдали ее в сумасшедший дом. Как уж она ухитрилась удрать, одному богу известно…
Я молчала, какое-то внутреннее чувство подсказывало: Зюка не врет.
– Почему же вы сразу не обратились в милицию?
Зина тяжело вздохнула.
– Тогда мне просто стало плохо, а когда я вновь начала соображать, Марина и Ада уже устроили пожар. Адка безумно боялась за свое место, пустила нас в гостиницу без всякого оформления… На дворе был семидесятый год… Выгнали бы ее без выходного пособия и права занимать руководящие должности… Ну, я и пожалела ее. Кто ж знал, что так выйдет! А все Зудина, вот уж дрянь, так дрянь. Она и Аду шантажировала, и та ей тоже платила. Господи, ну когда же она наконец до смерти доколется.
– Уже, – тихо сказала я.
– Что? – подняла голову Зина.
– Уже, – повторила я, – Марина скончалась от передозировки.
Секунду редакторша молча смотрела в пол, потом абсолютно беззвучно заплакала. Слезы горошинками катились по ее бледному лицу, но Зюка даже не пыталась их вытирать.
– Ладно, – пробормотала я. – Вот что, если женщина с дневником объявится, попросите ее о встрече, ну, пообещайте денег, или чего она там еще захочет. А как только договоритесь, тут же звоните мне, идет?