Объект «Зеро»
Шрифт:
Я в последние дни слишком часто стал сталкиваться с Медеей, причем в самых неожиданных местах. То она вроде бы как случайно попадается мне навстречу у заводских построек, то я вижу ее у реки. Наверное, нужно объяснить девочке, что между нами ничего быть не может.
Надо, но… черт, почему-то не хочется. Чего греха таить, мне приятно ее внимание, мне нравится то, как она смотрит на меня своими огромными глазищами, как струятся по ветру ее роскошные длинные волосы…
Но всякий раз, когда Медея уходит, перед моим внутренним взором встает Акка. Вот с ней мы встречаемся редко,
Акка стала другой. Жесткой и решительной она была всегда, а здесь, на Медее, к этим качествам добавились еще и твердая уверенность в правильности всех принятых решений. Впрочем, я представляю, как ей тяжело приходится. Представляю и на своем участке работ по мере сил стараюсь облегчить ту ношу, которую она на себя взвалила.
Шерхель требует увеличить добычу руд, но рудокопы столкнулись с непреодолимым препятствием: сколько бы мы ни увеличивали количество рабочих в копях, с нашими примитивными инструментами совершить качественный рывок просто невозможно. Ни фосфорная бронза, ни стальные и титановые детали из разобранного модуля, переделанные под кирки и кайло, положение изменить не могут.
– Нам нужна взрывчатка! – заявил Желтовский на собрании технической группы, созданной при Соколе. – Я читал, что раньше, в Великом веке и ранее, при горных работах использовали именно взрывчатку. Динамит, изобретенный тем самым Нобелем, и еще, кажется… аммонал? Нет, не помню…
– Взрывчатка… – задумчиво произнесла Акка, словно бы пробуя слово на вкус. – Господин Чжао, что вы об этом знаете?
Китаец развел руками:
– Очень мало, уважаемая госпожа. Я имею лишь смутные представления о том, как сделать смесь для праздничных ракет. Знаете – фейерверки, петарды, шутихи…
– Позвольте мне, – Вадим Кондратьев встал и тут же смутился. – Когда-то, еще в школе, я занимался в химическом кружке… Мы моделировали военную лабораторию времен Крымской войны. В общем, я кое-что помню о взрывчатке и порохах. Самое простое, конечно. Но – постараюсь…
В тот же день в стороне от завода, за дорогой, на пустыре между двух каменистых холмов арбайтеры Шерхеля выстроили сарайчик, в котором Кондратьев, взяв в помощники коллегу Игоря Макарова геофизика Мигеля Тежу, занялся взрывчаткой.
19 ноября 2204 года
Второй цех завода подведен под крышу. У реки пыхтит и чадит едким дымом здоровенный монстр, качающий воду из Безымянки, – наша первая паровая машина. Пузатый котел, топка, в которую закопченные кочегары швыряют увесистые чурки, огромное колесо с рычагом, рабочие цилиндры, шипящий пар, заволакивающий времена-ми все вокруг, – так на Медее выглядит технический прогресс.
Сегодня состоялось торжественное открытие больничного комплекса, палаты приняли первых больных.
Слова «первый», «впервые», «первый раз» еще долго останутся актуальными здесь, на Медее. Мы строим с нуля новую цивилизацию. Я осознал это буквально на днях. Это будет очень странная, очень необычная цивилизация, но я верю, что она обязательно станет гуманнее и правильнее той, что человечество создало на олд-мамми.
Я смотрю, как меняются люди. Меняются буквально на глазах. Когда полмесяца назад вместе с людьми из Второго малого модуля прибыли чудом выжившие овцы, из-за них монголы, бедуины и афганцы едва не развязали межплеменную войну, и только вмешательство Акки, подкрепленное двумя сотнями вооруженных арбайтеров Шерхеля, остановило назревающее кровопролитие.
А вот сегодня я узнал, что монголы, которым и достались по мудрому решению нашего коменданта овцы, сообщили, что готовы раздавать будущий приплод во все диаспоры, которые согласны заняться овцеводством. И никаких споров, никакого торга!
Я верю в будущее. Оно будет лучше настоящего. Иначе зачем все наши усилия? Зачем вообще всё?
21 ноября 2204 года
Слава богу, ай-ти-психоз, о котором предупреждал Желтовский, минул нас. Всеобщий энтузиазм сплотил колонистов, все чаще к нам приходят желторобники, говорят, что надоело сидеть и ждать у Обрыва погоды.
Я вообще не понимаю, как они живут там, в своем лагере? Что делают? Неужели целыми днями валяются у палаток и хижин? А пропитание? Поговаривают, что им удалось в самом начале под шумок перетаскать к себе половину продовольственного НЗ модуля. Это, конечно, много, но верится все же с трудом – уж очень велики объемы, да и такую операцию не провернешь втайне.
Я уже как-то внутренне смирился с тем, что помощи мы не дождемся. Не знаю, как и почему, но Земле сейчас явно не до нас. А вот люди – ждут. Смотрят ночами в небо, ожидая увидеть среди звезд то, что специалисты называют «орбитальной активностью». Сказать по правде, меня даже несколько раздражает эта надежда. Это как в старину: «Вот приедет барин, барин нас рассудит». Но, как оказалось, мы можем и сами! Без барина, без Земли!
После обеда я получил от Акки приказ проконтролировать обеспечение завода топливом, что-то там Шерхель не успевает. Проблема оказалась пустяковой – прибывшие с Медных гор караваны подолгу ждали у ворот, потому что разгрузка велась прямо с повозок. Я распорядился сгружать сланец и дрова на заводском дворе, выделив две бригады для переноски топлива внутрь низких длинных помещений складов.
Там, у ворот, столкнулся с Лускусом. Выглядел он мрачнее тучи. По его словам, откуда-то пошел слух, что нас изначально хотели тут бросить. Поэтому и выбрали для доставки старый эвакотранспорт, поэтому и собрали всякое отребье, с бору по сосенке. Чтобы сбросить – и забыть.
– И знаешь, Клим, что самое поганое? Люди не просто верят, они спорить начинают: мол, не для того, чтобы забыть, а эксперимент это. Выживем мы или нет. Сидят, дескать, где-то тут спецы из отдела освоения и наблюдают – как мы, что делаем. Мифология уже рождается – кто-то якобы видел, как из лесу выходили люди в костюмах высокой защиты, кто-то наблюдал, как над Обрывом ходила патрульная леталка, а некоторые вообще утверждают, что на Мертвой пустоши, там, где горел хвост модуля, садился орбитальный транспортник и в него что-то грузили…