Объект «Зеро»
Шрифт:
– Вот уроды! – во время обеда злая, как черт, Акка, отложив ложку, пристукнула кулаком по столу – аж миска подпрыгнула. – Вы-то чего все ходите, в рот воды набрав?! Сидите тут, жрете… Вэкаэсники, называется. А ну живо – в народ, поднимайте добры, и чтобы к вечеру были расчищены площадки под больницу, школу и детский сад! Хватит, наговорились. Мы – власть. Как скажем – так и будет!
И первой, отшвырнув стул, вышла из столовой…
17 октября 2204 года
На руках – кровавые мозоли. Ломит спину и сильно болит нога. Мы работали до полуночи, а сегодня с утра вновь вышли на стройплощадки.
Нас –
Вечером, обессиленный физически и с трещавшей от мыслей головой, я сидел на топчане, заменявшем кровать, пытаясь придумать какое-то комплексное решение. Но все мои умопостроения разваливались, как карточные домики, – мы, люди, слишком долго нежились в лоне научно-технического прогресса. Наша уютная техногенная колыбель отучила нас, нет, не работать, не думать – отучила опираться на свои собственные силы. И вот теперь мы, как голенькие младенцы с утонувшего корабля, выброшены ласковыми волнами теплого океана на залитый солнцем берег тропического острова. Нам вроде бы ничего не угрожает, но сумеем ли мы научиться рвать фрукты, сумеем ли взять пухлыми пальчиками камни и палки, чтобы отогнать шакалов и забить козу на мясо?
Не знаю. Я уже ничего не знаю. Звездное небо над моей головой хранит загадочное молчание. Нам не помогут? Нас забыли? Или кому-то было нужно, чтобы все случилось именно так?
21 октября 2204 года
Вернулось посольство. Вместе с ним прибыли две с лишним тысячи пассажиров Второго малого модуля, пожелавшие переселиться к нам. У места гибели модуля, в хорошо укрепленном, как рассказал нам Панкратов, поселении, остались в основном те, кто не пожелал покинуть могилы погибших в водах озера родственников и любимых.
На расширенном Соколе, в котором помимо обычных его членов участвовали лидеры общины второго модуля, говорили о будущем. Вадим Кондратьев, лейтенант ВКС, отвечавший за гравитационику Второго малого модуля, а сейчас возглавлявший уцелевших, предложил отправить разведывательные отряды на поиски Первого малого. Ему возразил Прохор Лапин, кратко объяснивший, что пешком далеко не уйдешь. Началось то, что в старину называли прениями.
В итоге Акка, как обычно, взяла все в свои руки, и в результате Сокол принял большинством голосов главные на ближайшее время задачи, вытекающие одна из другой: строительство дороги к поселению Второго малого модуля; для обеспечения безопасности этого строительства организация нескольких карательных экспедиций против хрустальных червей; для организации экспедиции налаживание массового производства защитного снаряжения и нового оружия; для их производства создание промышленно-сырьевой базы. С последнего пункта и предполагалось начать. Разумеется, все это не отменяло уже начатых проектов по строительству и развитию колонии. Мы обсудили и назначили ответственных, распределили полномочия. Меня отрядили в помощь к Шерхелю и Чжао – мы должны были вместе организовывать строительство металлургического завода. На этом секретарь Сокола Борчик закрыл заседание совета.
Китаец Чжао Жэнь, оказавшийся неожиданно высоким смуглым человеком с лицом, сморщенным, как сушеная слива, говорил мало и все время улыбался. Зигфрид Шерхель поначалу задрал нос и, когда показывал своему новому коллеге наши литейни, держался скованно и недружелюбно. Но постепенно компетентность китайца и его обширные познания растопили лед, и вскоре новоявленные управляющие не существующего пока завода уже разговаривали на своем тарабарском инженерно-научном языке, не очень-то понятном даже мне, не говоря уже о Цендорже.
К вечеру, оставив Шерхеля и Чжао корпеть над проектом будущего завода, я вместе с Игорем Макаровым, который стал у нас главным геологом колонии, прихватив Цендоржа, отправился к горам, что высились за лесом, – «поковырять здешние камешки», как выразился Игорь.
Горы эти, прозванные колонистами Медными, потому что именно там мы добывали самородную медь, по сути являлись отрогами исполинского хребта, грозно возвышающегося на горизонте, к югу от нашего плоскогорья. Склоны здесь густо поросли лесом, все той же вездесущей каменной сосной, хотя встречались и деревья других пород.
То и дело пересекая быстрые ручьи, которые где-то под пологом леса впадали в Безымянку, мы к сумеркам добрались до наших медных копей. Впрочем, назвать так несколько больших ям, вырытых на крутом склоне холма, можно было с большой натяжкой.
Два десятка рудокопов, в основном сибиряков, живших здесь в нескольких больших хижинах, встретили нас обильным ужином, гвоздем которого стала запеченная нога прыгуна, а к ней – какие-то тушеные плоды, дары здешнего леса, и похожий одновременно на чай и на кофе напиток. Нам сказали, что для его приготовления используется кора с дерева, незатейливо названного рудокопами чайкофским.
Игорь поначалу высказал опасения по поводу столь уж сильного увлечения местной флорой в плане пищи – мол, в плодах могут содержаться вредные вещества, анализов никто не проводил…
– Да ты не волнуйся, мил-человек! – заверил его старшина рудокопов Серафим Карелин. – Мы второй месяц, почитай, едим-пьем, и ничего. Не, были, конечно, всякие разности. Но, слава богу, не помер никто. Предки ведь как говорили: «Все полезно, что в рот полезло». Ну, а что не полезло – то уж жрать нельзя, ежу понятно.
Под такие вот успокаивающие разговоры мы и ужинали. Было вкусно, но все же – страшновато.
Когда совсем стемнело, мы с Игорем вышли на крыльцо хижины, озирая звездное небо, раскинувшееся над нами. Ветерок шелестел ветвями каменных сосен, верхушки далеких гор чуть светились багровым, храня отблески ушедшей на покой Эос.
– А ведь хорошо! – Игорь потянулся, размял руки. – Как в Саянах, честное слово.
– Завтра на ту лысоватую горку, что к западу отсюда, пойдем, – не поддержав его романтического тона, буркнул я.