Объективная реальность

Тарханов Влад

Хочу заметить, что специалисты в этом направлении работали очень серьезные, не чета Кашпировским и Чувакам, но вот такое внимание на моей личности, стало для меня неожиданностью. Когда-то я попал на сеанс массового гипноза того же Кашпировского, помню, что мне стоило очень больших усилий разжать пальцы рук, перейдя из категории испытуемых в зрители. То есть, у меня есть какая-то повышенная гипнабельность, а что у Кольцова? Может быть, надо было мне его выпускать на эти сеансы? Он бы отбрехался: «Миша, ты как к гипнозу?». «Совсем никак. На первом курсе с нами опыты проводили. Вырубило сразу. Говорят, что я там на скрипке играл. И хорошо играл. Только я скрипку в руки никогда не брал. У меня слуха нет». Хреново

это, в общем, Миша тут мне не помощник. Интересно, об этой особенности Кольцова знали или наобум? Насколько мне объяснили мои кураторы-энкавэдисты, если человек не ожидает гипносуггестивного воздействия, то его достаточно легко погрузить в пограничное состояние. Намного сложнее, если он готов к такому повороту событий и старается сопротивляться. Но тут мои рассуждения были бесцеремонно прерваны Артузовым.

— Миша, всё сходится. Смотри, скоро богатым будешь.

— Да ладно тебе, Артур, вроде бы не бедствовал. Правда, вы у меня копеечку отбираете, приходится статьями подрабатывать.

— Ой, не прибедняйся. И с этой суммы тебе премия полагается, я на столе оставил, заберешь. Ты скажи, утром как уходил?

— Как ты и научил. Через технический проход. Ключ подошел. Вышел в третьем подъезде. Наблюдатель следил за моим, хвоста точно не было. Прошел по маршруту, внимание никого вроде бы не привлёк.

— Скажу так, Миша, на этот раз ты пришел чисто, все-таки не зря тренировали тебя, вот не зря. Самому приятно, что ученик не подвёл.

— Спасибо, Артур.

— Да ладно тебе.

— Вот только, понимаешь, меня эта лабуда с гипнозом из ума не идёт, на мне что написано, что я гипнабельный? Не пойму.

— Погоди, Миша, давай еще раз, как тебя пытались ввести в гипноз?

— Ну, это я хорошо помню. Монетка на цепочке. Говорили про маятник.

— Вот! Монетка на цепочке, это у нас Харьковская школа. Есть там у них специалисты. Хотя есть еще один шпак в Новосибирске и группа в Ростове. Ладно, я карточки подниму, посмотришь на них. Мы ведь с такими кадрами работаем. Они у нас на учете. Так что круг невелик. Найдем, кто тебя обрабатывал. Ты мне скажи, запомнил второго, которого назвали Авелем? Это точно Енукидзе?

— Артур, понимаешь, мне было сложно. Как сквозь пленку смотрел, целлулоидную. Но очень внешне похож. Но стопроцентной гарантии не дам. Фифти-фифти. Пятьдесят на пятьдесят.

— Это плохо. Очень плохо. Давай так. Ты мне на бумаге опиши приметы гипнотизера и второго. Жалко, что ты рисовать не умеешь, как брат Боря, ты бы мне эти портреты сейчас изобразил в лучшем виде.

— Артур, может быть, Борю и привлечём? Ведь ты же знаешь о словесном портрете, старая методика, еще прошлого века, когда восстанавливали лицо преступника, по словам свидетелей. Но лицо, оно состоит из частей, там глаза, брови, уши, прическа, в проекторе, на экране они двигаются, меняются, вот и человек может как-то приблизительно фотопортрет составить. Вроде как прибор такой существует: на прозрачной пленке фрагменты лиц, через проектор можно их заменять, получается, лицо как будто из кубиков собираем.

— У нас такого прибора нет[1].

— Хм… да ничего сложного… у нас есть антропологи, вот, они по нескольким точкам на черепе пытаются восстановить лицо человека. Герасимов, кажется, этим занимается. К нему обратиться за стандартными фрагментами лица, брат Боря на пленке нарисует что надо, получим интересный прибор. И для милиции, и в твоем ведомстве пригодится.

— Хорошо, Миша, только мы отвлеклись, нам сейчас нужен конкретный человек. И как ты его предлагаешь искать?

— Я Боре опишу этого человека. А он нарисует. Точно нарисует.

— А какую ты брату легенду скормишь? Скажешь, Артузову понадобился портрет…

— Нет, Артур, я же Кольцов, а не этот самый… не идиёт. Скажу, что видел вора, для милиции нужен его портрет. И расскажу

ему про идею с пленками. Боря никогда не откажется подзаработать, а если это еще и что-то нужное, то…

— Ладно, напиши мне предложение, обсудим, в принципе, метод интересный. Можно попробовать. Хочешь лицо из кусочков собирать, да, Миша, ты меня иногда удивляешь. Очень удивляешь.

— Не я такой, а жизнь такая.

— Ладно. Как ты думаешь, на контакт с Мессингом пойдут?

— Думаю, что да. Но сначала следить будут. Вообще очень сложные ребята. Мне кажется, когда они услышали про компромат на вождей, так у них даже слюнки потекли.

— Очень, очень может быть. Понимаешь, это ведь возможность вывести основных сторонников Сталина из игры, не всех, но всё-таки.

— Вот только как это всё они будут использовать, вот в чём вопрос?

— Сначала мы им соорудим правдоподобный компромат, как положено, с изъянами, которые непросто будет обнаружить, но которые легко можно будет нам показать и объяснить, что всё это вранье. Ну а потом…

— А потом, Артур, за мою жизнь и копейки никто не даст. Если мы всю эту банду не раскроим, то мне… капец. А мы всю их не уложим, кто-то останется на свободе, да и за границей у них соучастники есть, сам видишь, приличную сумму положили мне на счет в швейцарском банке и не поморщились. Конечно, поторговались, ну так мы не на Привозе, торговались тихо и спокойно. В три раза скостили! Плохой из меня коммерсант, Артур.

— Миша, уверен, что после этой операции тебя никто уже не тронет!

Артур был доволен, как кот, объевшийся сметаны. А вот у меня настроение было хуже некуда. Понимаю, это был эмоциональный откат — вот только сейчас понял, насколько близко я был к смерти. А Артузову хоть бы хны, хоть бы проявил чуткость какую… Тоже мне, товарищ называется!

Вечером мне в редакцию привезли пакет с фотографиями. Дома я просмотрел их, что же составлять фоторобот или портрет не придется. На одной карточке оставил маленький крестик на обратной стороне. Очень может быть, что скоро я с этим фальшивым краскомом смогу поговорить по душам. Если его, конечно же, ребята Артузова арестуют или вербанут. Но совершенно неожиданное продолжение эта история получила через три дня. Артур приехал ко мне вечером. И был расстроен до нельзя.

— В общем, Миша, мы были правы. Это некто Степан Ковальков, известен еще как доктор Здравочкин, двадцати семи лет, молодой и перспективный товарищ из Харькова. Аспирант у самого Черноруцкого. Н-да… Нашли мы его, Миша. Вот только в виде хладного трупа. Выпал из поезда Москва-Харьков. Сам понимаешь, очень неудачно выпал.

— Артур, ты считаешь, это заметают следы?

— Конечно, понимаешь, сведения про такой компромат, это очень тяжкий груз. Вот и решили, что этому товарищу он не по плечу. Избавились. Играют они по-крупному. И пока ты не отдашь им материалы, ты будешь хоть и под колпаком, но в безопасности. А вот как только передача произойдёт, тогда да, тебя надо будет оттуда вытаскивать и прятать. Ничего, Миша, не ты первый, не ты последний. Продумаем и просчитаем. А вот насчет мюнхенского «Сокола». Это даже не отель, это, частный пансион на окраине города. И содержит этот пансион весьма интересная дамочка. Вот ее фото. Ты не смотри, что старушка. Это некая Маргарита Грунди, она же Вноровская. Сейчас ее зовут Маргарита Фельцман. И «Сокол» — это ее заведение. Чтобы ты понимал, она старая эсерка и террористка. Борис Мищенко-Вноровский это тот, кто взорвал московского губернатора Дубасова и погиб во время взрыва, его брат, Владимир Вноровский пытался убить генерала Кульбарса, покушение вышло неудачным, он уехал за границу с гражданской женой, вот этой самой Марагритой Грунди-Вноровской. Вот она уже пять лет этот пансион содержит. Откуда у неё деньги, на кого она работает, мы пока что не знаем. Но, думаю, разберемся.