Оберег
Шрифт:
– А это что за птичка?
– с подозрением в голосе спросил Руслан.
– Где?
– непонимающе переспросил Молчан.
– Да вот же, впереди, про данов что-то говорит!
– Какая ж это птичка? Это человек. Птицы так не умеют.
– Сейчас я посмотрю, кто это там и куда плыть собрался... Эй, ты, в кустах! Вылазь по-хорошему!
Но тот, кто притаился в кустах, не обратил на грозный богатырский рык ни малейшего внимания и продолжил как ни в чем не бывало свое бормотание:
– Нет, мама, не надо за меня бояться... я ведь большой... совсем большой. Даны мне не страшны... Ты только подожди немного, я тебя спасу...
– Эй, Молчан, иди сюда. Тут степняк какой-то странный, подраненный. Здоровенный
– Так... Последний из печенегов... Много крови потерял. Руслан, он помирает. Вот и бредит.
– Это не печенег.
– покачал головой Руслан. Печенегов я видал; что, мало, что ли, Кучуг их с собой приволок в Киев? Нет, этот на наших куда больше похож. Только не пойму, откуда наш парень мог бы здесь взяться? А ты что по этому поводу думаешь?
– Я тоже не понимаю. Слушай, а давай его вылечим?
– глаза волхва загорелись, он нервно потер руки.
– Это еще зачем? А если он все-таки степняк?! Какой-нибудь неизвестной нам породы? Одним степняком меньше сейчас - сотней меньше через несколько лет. Они же как мыши плодятся... Мало нам с половцами да печенегами бед?
– Ну, давай... Он же ранен, нам потом спасибо скажет... К тому же, вдруг да взаправду наш? А нас, славян, не так уж и много, и помогать друг другу в беде необходимо. Тем сильнее мы будем против той же Степи...
– Ага, а если он древлянин какой? Только очухается - и сразу в бой полезет!
– Ты что, его боишься?!
– нет, конечно же, но зачем убивать, если он и сам скоро помрет? К тому же, это может быть предатель, что к печенегам подался, чтоб своих славян без числа со спокойной совестью резать... А мы ему - помогать?!
– ... и, потом, я так давно целительством не занимался! А по пути кучу трав набрал, многие не знаю. Надо ж понять, как они действуют?
– Ну, ты и изверг!
– с восхищением покачал головой Руслан.
– То, понимаешь, парнишка бедный, обожженный, кровью истек, ой как его жалко; и тут же ты собираешься травить его незнамо чем... Не ожидал!
– Ну... если не лечить, все одно, он скоро помрет. А так... Вдруг чего интересное получится?
– Ладно, уболтал. Обойди его с той стороны, хватай за ноги. Понесли его во дворец, а то девки, поди, заждались уже.
Они подхватили раненого и медленно понесли. Незнакомец никак не отреагировал на перемену положения, он продолжал бормотать.
– А когда взойдет солнце, мама, мы начнем сторить новый дом... Я буду рыбу ловить и оленей стрелять... А ты дома сидеть... А то еще и женюсь когда...
Чей-то голос занудно вещал из кустов:
– Спать пора! Спать пора! Спать пора!
– Никак, еще степняк подраненный?
– забеспокоился Руслан.
– Не, на сей раз это птица.
– ответил волхв.
– Эта и у нас, бывает, водится.
– Да? И как же эта птичка называется?
– Спатьпорашка.
– Так, девки, все готово? Молодцы. Давайте сюда эту конину. Сами тоже садитесь, кушайте. Что-то вид у вас больно заморенный. Вот эту птичку сварите завтра. Вдруг, вкусная? А я с утра пойду, еще поищу. Не может быть, чтобы одна такая на весь сад была... Молчан, да оставь ты этого доходягу, иди, пожрякаем. А что, бабоньки, вино есть? Нет? Ну и ладно. Вот ты, да, ты, как тебя зовут? Забава? Я так и понял, что из наших. Чего пужаешься? Садись, кушай... И все остальные тоже. Ммм, а ничего жратва у печенегов... Или это с голодухи? Молчан, ты как там? Да оставь ты его, а то сам помрешь от голода, иди, поешь. Ну, как хочешь. Я уже поел и собираюсь поспать. А ты, уж коли травы свои завариваешь, заодно и на страже постой. Умаешься, меня буди, я покараулю... Та-ак, а это что еще такое?! Немедленно прекратить! Девки, ну, ради всех богов, не надо. Вы все, конечно, красивые, но зачем же вдесятером в чем мама родила плясать?! Одеться немедленно, а то я за себя не отвечаю! В общем, отставить. Всем спать, Молчану охранять, степняку, или кто он там, не помирать, а то волхв обидится. Добрых снов.
– Вставай, Молчан. Давно уже утро.
– Ммм... Отстань, дай поспать.
– Ишь, размечтался! А кто травы да кусты в саду нюхать будет? А то гляди, вернется Черноморд, последнее спалит к Ящеровой матери.
– У Ящера не было матери...
– пробормотал Молчан, открывая глаза.
– Да? Ну, ты волхв, тебе, понятно, виднее. Дружок-то твой голубоглазый... того.
– Что, помер?
– Да нет, если б помер...
– А что?!
– Молчан резко сел, глаза округлились.
– Что-что... Очухался! И чем только ты его полночи поил? Хоть запомнил? А то меня порежут на мелкие кусочки, кто тогда лечить станет?
– Ух, попадись ты мне только... Я тебя уж так вылечу, до смерти не забудешь... Ну, где он там?
– Да тебя не дождался, погулять пошел.
– Погулять?!! Как?!!!
– Ладно, шуткую. Он сначала по нужде попросился. Ну, я вынес его; а потом он меня и спрашивает: "Ты кто?". Ну, я ему по-честному все и рассказал, так он совсем пригорюнился, чуть не заплакал. И попросил оставить его на воздухе. Сегодня гарью уже меньше разит, ветерок свеженький. Он отполз подальше, ножик достал и тогда уж слезу пустил; слышу, он там про позор бормочет, про раскаяние, да расплату какую-то. Я так толком и не понял, чего он затеял. Может, обряд какой незнакомый? Ты у нас волхв, по обрядам знаток, иди скорее, а то он там такого с собой натворить может...
– Чего?
– Да уж не знаю чего, только ножик у него, я бы сказал, немаленький...
Бледный, как мертвяк, давешний незнакомец стоял, покачиваясь, на коленях чуть в стороне от дворца, подставив запрокинутое лицо и обнаженный торс свежему ветру. Статью незнакомец не сильно уступал Руслану: на полголовы пониже, но так же широк в плечах; разве что, мышцы не так заметны; но вообще-то видно, что парень неслабый. В правой руке он держал широкий нож, направив острие к груди.
– Э, вот ведь сукин сын! Я его всю ночь выхаживал, травами поил, сколько добра перевел, а он тут зарезаться выдумал! Нет, так дело не пойдет! Слышь, брось ты это дело!
– Молчан завелся сразу, в нем говорила оскорбленная гордость целителя. Незнакомый воин скосил глаза на сотрясавшего воздух волхва и продолжил свои шептания. Молчан прислушался. Всхлипывая, человек рассказывал, как попал еще ребенком к печенегам, как перенял их зверские обычаи, попрал исконных богов. Как вместе с ордой Хичака разбойничал в русских селениях; грабил, убивал, насиловал, жег...
– Нет, так дело не пойдет. повторил Молчан уже менее уверенным голосом.
– Руслан, слушай, надо что-то делать. Хоть он и сволочь распоследняя, как сам говорит, но не хотел бы я, чтоб он на глазах моих себя жизни лишил. К тому же, видишь, как переживает? Значит, не все наше еще в нем умерло, для чести он еще жив. Попробуй с ним поговорить, а?
Руслан пожал плечами, подошел к незнакомцу, вежливо, но решительно отобрал нож.
– Если ты и впрямь совершил все то, о чем только что говорил, - медленно произнес богатырь, - то, конечно, груз страшных злодейств отягощает тебя. Но убив себя, ты не искупишь содеянного. Ящер лишь порадуется очередной победе, и все. А вот послужи-ка ты тем, кого обижал, пролей-ка кровь свою за них! Такие дела, брат, кровью своей смывать надо. И не за просто таксебя зарезать, а живот положить за землю свою. Вот тогда вина с тебя снимется. Странно, Молчан, что ты просишь меня говорить об этом; ты ведь волхв, и язык у тебя подвешен куда лучше. Так что оставь свои слезы, паря. Мы верим, что одумался ты, так что о том, чтоб зарезаться или там удавиться - отныне забудь! Защити тех, кого прежде резал! Жизнь твоя - вот единственная вира, и жизнь не впустую растраченная. Давай-ка помогу подняться... Ух, тяжелый ты какой... А теперь сказывай, кто ты таков и откуда?