Обещание страсти
Шрифт:
— Эдвард отвезет тебя? — Кизия покачала головой.
Наконец она взяла сумочку из крокодиловой кожи и пару белых перчаток. Весь ее наряд был черным, только на шее ярким черно-белым пятном выделялся шелковый шарф от Диора.
— Нет, я сказала ему, что мы встретимся в церкви. И перестань за меня волноваться. Я уже большая девочка, со мной все в порядке, и я люблю тебя — ты заботишься обо мне лучше всех в мире. — Сказала и лукаво посмотрела на Люка. Похоже, что она и сама может о себе прекрасно позаботиться. Люк сразу почувствовал облегчение.
— Господи, как же ты хороша! И если не очень торопишься…
— Лукас, прекрати немедленно, мы уже обо
— Ну нет, я еще не все сказан. Слушай меня, детка…
— Лукас! Черт тебя побери, Лукас! Немедленно поставь меня обратно! Ну, Лукас! — Он засмеялся и снова закружил Кизию.
— Ты не понимаешь, ты совершенно невыносимый… — Люк не позволил Кизии договорить, закрыв ее губы своими губами. Через несколько мгновений она мягко оттолкнула его. На лице ее одновременно читались и счастье, и печаль. — Люк, я… мне пора идти.
— Знаю. — Его настроение уже прошло. Он помог Кизии надеть пальто. — Только, пожалуйста, не забивай себе голову разной ерундой. — Она кивнула, поцеловала его и ушла.
Когда Кизия приехала на место, церковь уже была забита людьми. Эдвард ждал у входа. Он помахал. Кизия подошла к нему и взяла под руку.
— Ты прекрасно выглядишь, — сказал Эдвард шепотом и крепко пожал ей руку. Кизия кивнула в ответ. Они вошли в двери и в сопровождении церковного привратника направились по центральному проходу между рядами. Она старалась не смотреть на гроб, покрытый сплошным ковром из белых роз. Отведя глаза, Кизия увидела миссис Бенджамин, которая чинно сидела на передней скамье со своим овдовевшим сыном и его двумя детьми. Кизия почувствовала, как у нее перехватило горло. Ей захотелось подойти к ним и крикнуть этой маме Бенджамин прямо в лицо: «Убийца! Это ты убила ее своими угрозами, ты убила ее, забрав у нее детей… ты, сволочь!..»
— Благодарю вас. — Как сквозь сон услышала Кизия приглушенный голос Эдварда, когда им указали на скамью где-то в средних рядах. Кизия огляделась. Она заметила Уита, сидящего на три ряда впереди нее. Он выглядел похудевшим и совсем уж женоподобным. Одет был в прекрасный костюм от Кардена, который казался слишком узким и коротким. Кизия подумала, что этот костюм подарил ему один из его друзей: такую вещь Унт никогда не купил бы себе сам.
Марина тоже была здесь вместе со своим Хэлперном. Они должны были пожениться на Новый год в Палм-Бич, и, несмотря на неподходящее место и время, Марина не скрывала своего счастья и вела себя так, будто все ее проблемы и заботы исчезли без следа.
Кизия вдруг почувствовала себя Мартином Хэлламом и внезапно поняла, что не может посмотреть ему в глаза… Она оглядывалась по сторонам, вслушивалась в разговоры сидящих вокруг людей, но не поднимала глаз. Потом успокоила себя: ей вовсе не следует прятаться, для нее он умер, и здесь, сейчас, она просто Кизия Сен-Мартин, которая оплакивает свою подругу. Слезы побежали по ее щекам, когда гроб несли из церкви, чтобы погрузить в ожидающий снаружи темно-коричневый катафалк. Два полисмена расчищали дорогу для длинного змеящегося хвоста лимузинов, ни один из которых не был взят напрокат. А у дверей церкви застыла армия репортеров, ожидая выхода rex, кто пришел проводить Тиффани Бенджамин в последний путь. Все было на самом деле…
Кизия никак не могла поверить в случившееся. Они с Тиффани не разлучались в школе, а позже писали друг другу длинные письма из своих респектабельных колледжей. Когда же Тиффани
Внезапно Кизия обнаружила, что бессмысленно, невидяше смотрит на затылки встающих людей, а Эдвард мягко пытается поднять ее со скамьи. Потом долго пришлось стоять и пожимать руки всем желающим выразить ей свои соболезнования. Билл стоял неподалеку. Он выглядел очень официально и торжественно, раздавал направо и налево кивки и грустные улыбки — больше походил на владельца похоронного бюро, чем на скорбящего мужа. Рядом стояли дети, смущенные и скованные… А вокруг — толпа: все оценивающе разглядывали друг друга, обсуждали, кто во что одет, и сожалеюще качали головами, говоря о покойной: «Она пила… Тиффани напивалась до потери сознания… Тиффани…» В общем, друзья… Все это мучительно напомнило Кизии похороны матери. И Эдварду, по-видимому, тоже. Его лицо было серого цвета. Когда они наконец вышли из церкви, Кизия посмотрела на небо, глубоко вздохнула и успокаивающе похлопала Эдварда по руке.
— Эдвард, прошу тебя, когда я умру, проследи за всем и устрой все сам. Похорони меня на Хадсонском кладбище или еще где-нибудь в таком же тихом и приятном месте. Если ты обещаешь это сделать, я буду часто навешать тебя всю оставшуюся жизнь. — Кизия сказала это полушутя, полусерьезно. Но Эдвард отнюдь не склонен был шутить.
— Очень надеюсь, что, когда придет время этим заняться, меня уже не будет рядом. Хочешь поехать на кладбище? — Кизия поколебалась мгновение, потом отрицательно покачала головой, вспомнив свое обещание Люку. Даже прощания оказалось для ее нервов более чем достаточно.
— Нет. А ты поедешь?
Эдвард кивнул с выражением страдания на лице.
— Зачем? — Кизия прекрасно знала ответ. Он должен. Именно это убивало таких людей, как Тиффани и Эдвард, — они всегда всем что-то должны.
— Это правда, Кизия. Ведь кто-то должен… Она не выслушала его до конца. Поцеловала в щеку и стала спускаться с крыльца церкви.
— Я знаю, Эдвард, кто-то должен позаботиться…
Он хотел спросить ее о планах на вечер, но не спросил. У него не было шансов. А давить на нее он не хотел. И никогда этого не делал. Она всегда жила своей собственной, независимой от него жизнью, и ему казалось неправильным беспокоить ее в такой момент. Сегодня ужасный день. Ужасный для него. Эти события так сильно напоминают о Лайэн… Тот кошмарный, невыносимый день, когда… Он смотрел, как Кизия садится в такси, быстро стер слезы, катящиеся по щекам, и улыбнулся Кизии слабой, невольной улыбкой.
— Как все прошло? — спросил Люк, когда Кизия вернулась домой. Поджидая ее, он приготовил горячий чай.
— Просто ужасно. Спасибо, дорогой. — Кизия, не раздеваясь, взяла чашку и стала жадно пить, в то же время пытаясь стащить с головы норковую шапочку. — Отвратительно. Ее свекровь притащила детей в церковь. Это ни в какие ворота не лезет. Бедные дети, вынести такое… — Внезапно Кизия замолчала, вспомнив, что она тоже присутствовала на похоронах матери. А может, так и надо: по возможности показывать детям реальную жизнь, со всеми ее мучительными сложностями и проблемами?