Обещание
Шрифт:
— Спасибо, дорогая, — поблагодарила она, крепко обнимая Кейт. И шепнула ей на ухо: — За все.
Кейт снова села на место, всем своим видом показывая, что чего-то ждет. Гас стиснула кулаки в карманах халата и взглянула на Джеймса. Как признаться четырнадцатилетней дочери, что в этом году они совершенно забыли о Рождестве?
— Твой подарок, — тут же придумала она отговорку, — еще не готов.
Улыбка мгновенно слетела с лица Кейт.
— Его… подгоняют под твой размер, — добавила Гас.
Между ними выросла стена, твердая и непреодолимая,
— Что за подарок? — спросила Кейт.
Гас, не желая обманывать дочь, повернулась к мужу, который только пожал плечами.
— Кейт… — взмолилась Гас, но дочь уже вскочила на ноги.
— Вы мне ничего не приготовили, верно? — хрипло спросила она. — Ты врешь! — Она махнула рукой в сторону эвкалипта. — Если бы я не нарядила эту худосочную рождественскую елку, вы бы сегодня, как обычно, с неприкаянным видом бродили по дому.
— Этот год для нас непростой, Кейт. Ты же понимаешь, все, что произошло с Крисом…
— Знаешь, из-за того, что произошло с Крисом, ты просто перестала меня замечать! — Она выхватила из рук матери коробочку с серьгами и швырнула ее о стену. — Что мне сделать, чтобы ты обратила на меня внимание? — заорала она. — Убить кого-нибудь?
Гас отвесила дочери оплеуху.
В комнате повисла гнетущая тишина, нарушаемая только тихим шипением вспыхивающих и гаснущих огоньков. Кейт, прижав руку к пылающей щеке, развернулась и выбежала из комнаты. Дрожащая Гас, покачивая словно ставшую чужой руку, повернулась к Джеймсу.
— Сделай что-нибудь! — взмолилась она.
Он секунду пристально смотрел на жену, потом кивнул и вышел из дома.
Это был один из тех редких случаев, когда Рождество и Ханука совпали. Весь мир праздновал, а это означало, что у Майкла был выходной. И он точно знал, чем хочет заняться.
Он уже несколько месяцев спал на диване, поэтому не знал, проснулась ли Мэлани. Он принял душ в ванной на первом этаже, приготовил себе в дорогу оладьи и поехал на кладбище к Эмили.
Припарковался неподалеку, предпочитая пройтись в одиночестве и покое, которым здесь веяло. Под ногами скрипел снег, за уши щипал ветер. У ворот кладбища он остановился и поднял голову к бескрайнему голубому куполу неба.
Могила Эмили находилась за холмом, у его подножия. Майкл шел и размышлял над тем, что скажет дочери. Он не испытывал никакого смущения, разговаривая с могилой. Он постоянно разговаривал с созданиями, которые, как считалось, не способны понимать, — с лошадями, коровами, кошками. Он наконец преодолел последние метры длинной тропинки, откуда уже была видна могилка. На ней лежали цветы, теперь уже ломкие стебельки, оставшиеся после последнего посещения Майкла. На снегу виднелись ленты и куски бумаги. А прямо на замерзшей земле в ногах могилы сидела Мэлани и разворачивала подарки.
— Ой, взгляни на это! — воскликнула она. Майкл подошел уже достаточно близко, чтобы расслышать ее слова. — Тебе понравится.
Она надела кулон с сапфиром на высохшие стебельки принесенных
Майкл перевел взгляд с мерцающего украшения на остальные подарки, разложенные, словно подношения, по обеим сторонам памятника. Кофейник на одну чашку, роман, несколько тюбиков масляных красок и дорогие кисти, Эмили любимые.
— Мэлани! — резко окликнул он. — Что ты делаешь?
Она медленно, как во сне, обернулась.
— Майкл, привет!
Майкл стиснул зубы.
— Это все ты принесла?
— Конечно, — словно бестолковому, объяснила ему Мэлани. — Кто же еще?
— Для… кого они?
Она недоуменно уставилась на мужа.
— Для Эмили. А что?
Майкл присел рядом с женой.
— Мэл, — мягко сказал он, — Эмили умерла.
Глаза ее тут же наполнились слезами.
— Я знаю, — хрипло произнесла она. — Но понимаешь…
— Нет.
— Просто это ее первая Ханука вне дома, — сказала Мэлани. — И я хотела… хотела…
Майкл обнял жену, прежде чем увидел, как по ее щекам заструились слезы.
— Я понимаю, что ты хотела, — успокоил он. — Я тоже хочу. — Он зарылся лицом ей в волосы и закрыл глаза. — Поедешь со мной?
Он почувствовал, как она кивнула, ощутил ее теплое дыхание. Они пошли по тропинке, оставив на могиле краски и кисти, кофеварку и кулон, — на всякий случай.
В аэропорту Манчестера на Рождество было не протолкнуться: люди носились с коробками с фруктовыми кексами и пакетами, рвущимися от подарков. В зале ожидания рядом с Джорданом вертелся в кресле Томас. Адвокат нахмурился, когда сын в тысячный раз уронил свои билеты.
— Ты точно запомнил, как делать пересадку?
— Да, — ответил Томас. — Если меня не проводит стюардесса, я попрошу кого-нибудь из пассажиров на выходе.
— Один нигде не ходи… — в очередной раз сказал Джордан.
— Только не в Нью-Йорке, — хором закончили оба.
Томас нетерпеливо ерзал, ударяя ногой по металлической спинке кресел.
— Прекрати! — велел Джордан. — Сидящим впереди неприятно.
— Папа, как думаешь, в Париже лежит снег? — спросил Томас.
— Нет, — ответил Джордан. — Поэтому лучше возвращайся домой, покатаешься на коньках.
Он намеренно подарил Томасу на Рождество коньки — в качестве откровенной взятки — и вручил их сыну до отлета на праздники к Деборе.
Они пару раз перезванивались через океан, горячо спорили, достаточно ли вырос Томас, чтобы лететь так далеко одному, ставили тысячи условий. Вообще-то несколько дней Джордан просто отказывался отпускать сына. Но однажды ночью проснулся, пошел в комнату Томаса, чтобы посмотреть, как сын спит, и поймал себя на том, что думает над вопросом, который доктор Фейнштейн задал Крису Харту: «И что из этого пугает тебя больше всего?» И понял, что его ответ совпадает с ответом Криса. До этого момента жизнь Томаса была наполнена только Джорданом. Что, если, когда появится выбор, все изменится? На следующее утро он позвонил Деборе и дал свое согласие.