Обещание
Шрифт:
«Тихо, как в могиле…» — машинально подумала Марион, и тотчас же ее сердце отчаянно подпрыгнуло в груди. О господи, нет!!! Ее руки взлетели к губам. Точно такая тишина была в палате, когда Фредерик…
Марион застыла на пороге, не в силах сделать ни шага, и только беспомощно переводила взгляд с кровати сына на врача и обратно.
И вдруг она увидела его — своего мальчика. Слава богу, он был жив и смотрел на нее широко открытыми глазами. Слава богу!.. Марион подавила рыдание и, протягивая к сыну руки, неверным шагом двинулась вперед. Оказавшись у самой койки, она наклонилась и бережно коснулась кончиками пальцев
— Привет, мам… — Голос Майкла был совсем слабым, незнакомым, хриплым, но все равно это были самые прекрасные слова, какие Марион слышала в своей жизни. Она улыбнулась в ответ, и слезы облегчения потекли по ее щекам.
— Дорогой мой…
— Мама… Я очень люблю тебя, мама! Глядя на них, Викфилд расчувствовался настолько, что в глазах у него защипало. Подозрительно шмыгнув носом, врач выскользнул за дверь, но ни Майкл, ни Марион даже не заметили его ухода. Прижимая к груди голову сына, Марион гладила его по волосам и думала о том, как он дорог ей. Что бы она делала, если бы потеряла его?
— Ну, мама, успокойся, не надо плакать! Я хочу есть, мама, — пробормотал Майкл, и Марион рассмеялась сквозь слезы. Он жив, жив, пело ее сердце. И целиком принадлежит ей одной!
— Сейчас мы организуем для тебя самый большой, самый вкусный и самый питательный завтрак, какого ты еще никогда не ел, — пообещала она и тут же спохватилась:
— Конечно, если Вик разрешит…
— К черту Вика, ма, я умираю с голода.
— Майкл! — Марион нахмурилась, но сразу же поняла, что не может на него сердиться.
Она могла только любить его и… оберегать — оберегать от всего, чего бы это ни стоило. Бросив взгляд на лицо сына, Марион увидела, что Майкл неожиданно помрачнел, по-видимому, вспомнив о том, где он находится и что привело его сюда. До этого он вел себя точно так же, как в один далекий день, когда ему удаляли миндалины. Когда Майкл очнулся после легкого наркоза, ему нужны были только мама и мороженое, которое он очень любил, но сейчас его лицо выражало слишком многое…
— Мама… — Майкл попытался сесть, но тотчас же снова откинулся на подушку. Было видно, что он отчаянно хочет что-то спросить, но не знает как. Глаза Майкла лихорадочно шарили по лицу Марион, а пальцы слабо стискивали руку.
— Успокойся, родной, тебе нельзя волноваться.
— Скажи, мама… другие… Те, кто был со мной прошлым вечером?.. Я помню, мы…
— Бен уже вернулся в Бостон. Отец забрал его. У него несколько переломов, но он скоро поправится. Бен легко отделался… — Марион вздохнула и в свою очередь сжала пальцы сына. Она знала, о чем он сейчас спросит, и заранее приготовила ответ.
— А… Нэнси? — Лицо Майкла напряглось, напоминая гипсовую маску. — Нэнси, мам? Она…
Глаза его наполнились слезами. Ответ на свой вопрос Майкл прочел на лице матери — прочел, но все еще не верил.
Марион опустилась в кресло в изголовье его кровати и нежно погладила сына по щеке.
— Мужайся, мальчик. Твоя Нэнси… Она не пережила этой ночи. Врачи сделали все, что могли, но травма была слишком серьезной. — Марион сделала паузу. — Она умерла сегодня утром.
— Ты… видела ее? — Он по-прежнему пристально вглядывался в ее лицо, словно все еще надеясь, что это просто неудачная шутка.
— Прошлым вечером я сидела с ней… полчаса или около того.
— О господи!.. Как же так, ма? Она умирала, а
Майкл уткнулся лицом в подушку и зарыдал, как ребенок, и Марион нежно обняла сына за плечи. Он без устали твердил дорогое имя, и каждый раз Марион чуть заметно вздрагивала, словно от удара бича. К счастью, Майкл был слишком слаб. Рыдания вскоре стихли, но когда он повернулся к матери, она заметила в его лице новое, пугающее выражение, какого никогда прежде не видела. Можно было подумать, что вместе с Нэнси от Майкла ушла частица его души, частица сердца. Что-то умерло в нем, чтобы никогда не воскреснуть, и виновата в этом была она — Марион.
Глава 6
Нэнси почувствовала, как содрогнулся фюзеляж выпускающего шасси авиалайнера, и, наверное, в тысячный с начала полета раз, вслепую зашарила по одеялу своими забинтованными культями, ища руки, которые дарили ей успокоение и надежду. Прикасаться к рукам сиделок было на удивление приятно, и Нэнси с удовольствием отметила, что уже научилась различать их. У одной женщины были тонкие, изящные кисти с длинными прохладными пальцами, но в них была заключена надежная сила, способная удержать человека на краю и не дать ему свалиться в пучину отчаяния. От одного их прикосновения Нэнси сразу начинала чувствовать себя храбрее. У другой сиделки пальцы были теплые, и мягкие; от этих рук веяло почти домашним уютом и безопасностью. Эта сестра часто трепала Нэнси по плечу, и именно она сделала ей два болеутоляющих укола. Голос у нее был мягкий, негромкий, баюкающий, в то время как первая сестра говорила с легким иностранным акцентом, который делал ее голос холодноватым, строгим. Как бы там ни было, Нэнси успела полюбить обеих и жалела только о том, что не может увидеть их лиц.
— Теперь уже скоро, милая, потерпи еще немножко. В окно уже видно залив. Ты и оглянуться не успеешь, как мы будем на месте… — по очереди приговаривали сиделки.
На самом деле самолет должен был приземлиться через добрых двадцать пять минут, и Питер Грегсон, мчавшийся по шоссе в новеньком черном «Порше», прекрасно знал, что именно столько времени у него есть в запасе. Машина «Скорой помощи» должна была встретить его в аэропорту, с нею же он и рассчитывал вернуться, а что касалось «Порше», то за ним Питер собирался послать одну из своих секретарш.
Новая пациентка весьма занимала его. Должно быть, рассуждал он, эта Нэнси Макаллистер много значит для Марион Хиллард, если она так о ней заботится. Четыреста пятьдесят тысяч долларов, из которых на долю Питера приходилось около трехсот, были для него весьма значительной суммой. Все остальное должно было быть истрачено на то, чтобы, находясь на лечении, девушка ни в чем не нуждалась. Питер обещал это Марион Хиллард.
Впрочем, он все равно проследил бы за тем, чтобы устроить Нэнси с максимальным комфортом, даже если бы ему пришлось потратить на это часть собственных денег. Питер Грегсон как никто другой знал, насколько успех при сложных пластических операциях зависит от душевного спокойствия пациента. Кроме того, он должен будет поближе познакомиться с этой девушкой, заглянуть к ней в самую душу, чтобы она научилась доверять ему. Это было важно, поскольку им предстояло стать не просто друзьями: в ближайший год он будет для Нэнси Макаллистер всем, как, впрочем, и она для него.