Обещанная колдуну
Шрифт:
Он не терял времени даром. Порез над бровью перехвачен тремя аккуратными стежками — шила явно женская рука. Я представила, как Даниель заявился к невесте и поведал ей трогательную историю о том, как вступил в неравную схватку с бандитами. Конечно, с бандитами! И победил их. Как же такой славный парень да не победит. «Ах ты мой бедный! — воскликнула она. — Ты мой герой! Я сама зашью». Она обрабатывала рану и дула, чтобы не так щипало. А потом… Наверное, нашла другой способ утешить. Чисто женский. Вот только Даниелю этого мало. Его голод невозможно утолить.
Он
Заметила сверток у двери. Даниель проследил за моим испуганным взглядом.
— Сорочка для тебя, как обещал. Платье пока не понадобится.
Конечно, про еду он не вспомнил. А еще мне отчаянно хотелось пить… и в туалет.
— Я хочу пить… — прошептала я спекшимися губами.
Он будто удивился.
— Ах да… — потер висок. — Я набрал для тебя ванну. Там и вода есть. Пошли уже, умоешься, а то смотреть на тебя неприятно.
Даниель закончил зажигать свечи и встал за моей спиной. Подошел так близко, что я ощущала жар, исходящий от него. Он отвел в стороны мои волосы, обнажая шею, прижался губами к полоске кожи, прежде скрытой прядями. Я сцепила зубы: прикосновения Даниеля заставили меня содрогнуться.
— Я помогу раздеться, — сказал он.
Провел рукой по ткани платья, отыскивая крючки, но сзади их не было. Только у леди платье завязывается на спине, потому что им помогают одеваться горничные, я же теперь одевалась сама, и завязки находились спереди, на груди.
— Я сама… — выдохнула я.
Пальцы не слушались, не гнулись, я еле-еле сумела поймать тесемку. Потянула, распуская шнуровку. Даниель спустил ткань с плеча, накрыл его ладонью и втянул воздух сквозь сжатые зубы, будто ожегся.
— Ну наконец-то… моя… — выдохнул он.
Стянул и второй рукав, сжал ладонями обнаженные плечи. Он не торопился, сдерживался. Знал, что сейчас никто не придет ко мне на помощь, а значит, и спешить не стоит. Шнуровку дальше распускал сам. Делал он это медленно и, как завороженный, наблюдал, как платье сантиметр за сантиметром сползает вниз, обнажая сначала плечи, потом грудь…
Он остановил мой порыв закрыться.
— Ну-ну, тихо-тихо…
Отнял мои ладони, с силой опустил их, а потом с удовольствием сам взял в руки то, что я пыталась спрятать.
— Вот так…
Я привстала на цыпочки, уходя от его прикосновений, а он улыбнулся моей попытке.
— Да ладно тебе, Аги. Жалко, что ли?
В окно стукнула то ли горсть мелких камешков, то ли ветка. Только сейчас я услышала, что снаружи поднялся ветер — началась одна из внезапных весенних бурь.
— Тьфу ты! — Даниель вздрогнул и добавил крепкое ругательство.
Огоньки свечей затрепетали, как от сквозняка, хотя окно плотно закрыто, и воздух в комнатке был затхлым: душно пахло воском и умирающими лепестками. Даниель оставил меня и вышел на середину комнаты, потоптался на месте, оглядываясь. В эту минуту дом, охнув, просел. Из щелей вырвались столбики пыли, закружились в воздухе, и одновременно с этим по стеклу забарабанили песчинки. Я закашлялась. Отлично, просто отлично. Даниель нашел самый гнилой домишко, и теперь он развалится под натиском бури, а нас похоронит под обломками.
— Развяжи меня! — крикнула я.
Даниель рванул было ко мне, но сверху посыпались побелка и щепки от крошащихся балок, и он отступил с исказившимся лицом. Смотрел на меня, но пятился к выходу.
— Не оставляй меня здесь!
Забыв про цепочку, я сделала несколько шагов, но, удивительное дело, уперлась в невидимую преграду. Только потом увидела, что камешки и деревяшки отскакивают от нее, будто я оказалась укрыта защитным куполом… Неужели? Не может быть!
Дом раскачивался и скрипел, все заволокло пылью, огоньки свечей трепетали, шипели, но не гасли, в окна била разбушевавшаяся стихия. Даниель распахнул дверь и бросился прочь, но не смог переступить порог. Отшатнулся, будто ударился о стену. Свечи медленно поднялись в воздух и поплыли по кругу, постепенно закручиваясь в спираль. Я находилась в эпицентре. Даниель боролся с силой, что подчинила все вокруг. Он уперся ногами и руками, волосы его метались, закрывая лицо, полы сюртука вздымались.
— Что это? — в ужасе закричал он. — Проклятая колдунья! Прекрати!
Я ничего не ответила. Стояла, прижав руки к груди, глядя на творящееся вокруг безумие. Я не ощущала ни малейшего ветерка, но вещи в комнате точно сошли с ума, вращаясь с бешеной скоростью. Огоньки свечей так и не погасли, и видеть их в безумном вихре было особенно странно. Удивляло и то, что все проходило в тишине, нарушаемой лишь шорохом, потрескиванием да шумным дыханием Даниеля.
Даниель держался за косяк, но пальцы его слабели, разжимались. Он вскрикнул. Еще немного, и его тоже затащит в водоворот. Но в последнюю секунду его запястье перехватила сильная рука.
Мужчина в черном плаще шагнул из темноты дверного проема и откинул капюшон.
— Тёрн! — закричала я.
И следом зарыдала.
Мой колдун не посмотрел на меня. Но судя по тому, как побелело лицо Даниеля, даже хорошо, что не посмотрел — видно, он был страшен в тот миг.
Не отпуская руки Даниеля, швырнул его о стену, выбивая из легких воздух. Не дал упасть, приподнимая за грудки. Ноги Даниеля оторвались от пола. Он хрипел и судорожно шарил руками, пытаясь дотянуться до Тёрна.
— Я бы тебя убил. Прямо сейчас, — глухо произнес Тёрн, и я не узнала голоса моего колдуна. — Но в случившемся есть доля моей вины. Только поэтому ты останешься жить.
Он вынул из кармана флакон и вложил в слепо шарившую ладонь Даниеля.
— Пей!
Но тот выронил флакон и, почувствовав наконец точку опоры, рыча, дернулся вперед. Он дотянулся до амулета, что висел у Тёрна на груди, схватил в горсть. Конечно, он не знал, как важен амулет, и Тёрн ничем не выдал себя — ни один мускул не дрогнул, но я, не сдержавшись, вскрикнула, и Даниель почувствовал мой страх.