Обещанная колдуну
Шрифт:
Я шла по коридору, который, казалось, удлинялся прямо на глазах. Он действительно менялся. На полу то и дело просвечивал узор ковра, которого на самом деле не было: я будто видела его призрак. На потолке появлялась и пропадала лепнина. На стенах, потемневших от времени, вязью трещин проступали надписи. Конечно, мне лишь мерещились слова и знаки, но иногда чудилось, будто стены исписаны магическими формулами. Кое-что удавалось прочитать. «На виду… скрыто… до тех пор…» Я моргала — и надписи исчезали.
За мной на расстоянии нескольких шагов брела метла, замирала,
— Трусиха! — кричала я вслед. — Да не стану я тебя переколдовывать! Иди ко мне!
Метла возвращалась, но близко не подходила, тащилась позади, делала вид, что занята: разгоняла крошечные пылинки.
Выходившие в коридор двери выглядели так, будто их случайно занесло в дом из другого здания — нового, светлого и крепкого. Они были выкрашены белой краской и все до единой заперты. Я вертелась вокруг них, точно лиса вокруг кувшина с узким горлышком: и хочется отведать сладкого медового напитка, и никак.
Но моя настойчивость была вознаграждена. На одной из дверей обнаружилась надпись, сделанная чернилами. Сердечко, проткнутое стрелой, а внутри два имени: «Санджи + Март = любовь». Так необычно было найти игривую надпись в темном и пустом доме. Ее явно оставил кто-то из молодых людей. Незнакомый мне Март намекал объекту симпатии на свои чувства.
Когда-то я сама накарябала на скамейке гвоздем нечто похожее. «А + Д»… Сердце захлестнуло холодом, пришлось опереться на стену.
Спустилась на кухню как раз к обеду — сегодня готовил Тёрн, все задания я выполнила заранее, потому и появилось свободное время побродить по дому. Он уже разлил в миски мясную похлебку, но я, хотя и проголодалась, не спешила приступать к трапезе.
Сидела, оперев подбородок на ладонь, и выводила узоры на соусе, пытаясь выстроить горошинки в один ряд.
— А этот Март… на самом деле любил Санджи?
Спросила в полной уверенности, что Тёрн не попадется в ловушку. Но он, нарезая хлеб, автоматически ответил:
— Все нервы мне вымотали эти двое. Сбегали с занятий, бестолковые. Март так и не сдал материализацию иллюзий за третий курс…
Тёрн часто рассказывал мне истории из своей преподавательской деятельности из тех времен, когда Академия еще существовала. Просто преподаватель, ага… Он потому и теперь попался. Лишь потом вспомнил, что никогда прежде не упоминал имена Санджи и Марта. Вскинул на меня острый взгляд.
— Их имена на двери, — ответила я как ни в чем не бывало. — Почему бы?
Его лицо потемнело, а мне сделалось совестно. Он всегда готов был ждать, а я его вынуждаю…
— Не говори, — сказала я быстро. — Расскажешь, когда сочтешь нужным!
Тёрн улыбнулся.
— Ты обязательно узнаешь.
Но одну историю Тёрн давно хотел рассказать, а вот я все время отказывалась. Боялась. Сама не знаю чего… Ведь если подумать, после всего, что мне пришлось пережить, едва ли что-то сумеет меня напугать.
Видно, пришло ее время.
Вечером в каминном зале Тёрн углубился в составление формулы, а я делала вид, что листаю книгу. На самом деле тянула время, решаясь.
— Я готова, — прошептала наконец я. — Я хочу услышать историю… моего рождения. Историю договора. И всего, что ты захочешь рассказать.
Перо дернулось, пачкая его пальцы в чернилах. Тёрн поднял на меня внимательные глаза: не шучу ли? Кивнул.
— Я очень рад, Аги, что ты решилась…
Листы с формулой, над которой он усердно трудился, посыпались на пол, как шелуха. Тёрн сел рядом, взял за руку. Он так долго собирался открыть мне тайну, а теперь растерялся, подыскивая слова.
— Ладно, начну издалека. Агата, ты ведь помнишь, когда образовался Разлом?
— Д-да, — запнулась я, не понимая, при чем здесь Разлом. — Почти девятнадцать лет назад.
— И что случилось тогда?
— Появились миражи…
Ох, Тёрн, оставь свои преподавательские замашки.
— Пока никто не понимал, что это, захватили ближайшие деревушки, там теперь Мертвая Зона, и отправились в сторону Фловера. Но, к счастью, не добрались, их остановили на подступах к городу.
— Нет, Агата. Их почти остановили… Некоторым удалось пробиться.
Тёрн откинулся на спинку, не выпуская моей руки. По его лицу скользили тени: страшные воспоминания поднимались из глубины души. А потом он заговорил.
— Колдун! Колдун, открывай! Богами клянусь, я вынесу эту дверь!
В темноте у крыльца металась мужская фигура. Человек то принимался колотить в дверь, то пробовал заглядывать в окна. Он был настойчив и не уходил.
Дверь отворилась тогда, когда проситель меньше всего этого ждал. Он оступился и едва не упал, когда на пороге появился силуэт колдуна. Белое лицо, темные волосы до плеч, сложенные на груди руки.
— Уходи прочь, — устало сказал колдун.
Он не спал уже несколько дней, помогая справиться с внезапной напастью, обрушившейся на мир. Он вернулся домой на закате с тем, чтобы на рассвете снова выехать в сторону полосы черной выжженной земли, которую теперь стали называть Разломом.
— Прошу, помоги! Помоги! — Из голоса просителя исчезли грозные нотки, остались только умоляющие.
Это был совсем еще молодой парень в форме городского стражника. Стражники были первыми, кто поднялся на защиту города, и колдун чуть смягчился.
— Что случилось?
— Моя жена… В нее вселилась эта тварь… Как их теперь принято называть. Мираж…
Колдун набрал полную грудь воздуха, положил руку на плечо парня.
— Мне очень жаль. Она уже мертва. Попрощайся.
*** 50 ***
— Ох… — я зажала уши. — Как страшно…
— Эта история с хорошим концом, Аги, не бойся. Почти… хорошим.
Мое сознание снова раздвоилось, как тогда, когда я читала письмо Тёрна. Я слышала его слова, но одновременно видела все своими глазами. Тёрн, чтобы не испугать меня еще больше, будто рассказывал сказку, говоря о себе в третьем лице, причем довольно пренебрежительно, и горько ухмылялся при этом.