Обезьяны
Шрифт:
Боуэн всегда брала с собой на прогулки камеру и снимала своего подопечного, со всей возможной строгостью следуя научным методам, разработанным антропологами, изучавшими людей в африканском буше. Она все больше убеждалась, что состояние Саймона представляет собой весьма четко структурированный синдром, описание которого может дать материал для солидной статьи.
Кроме того, Саймон наконец перебрался в гостевую гнездальню – правда, не без принуждения. Когда Буснер потребовал объяснить, чем ему так не нравится гостевая, Саймон ткнул пальцем в милую прерафаэлитскую картину на стене. На ней выползала из воды прекрасная юная самка, стройная, немного болезненного вида, одетая в намозольник от Уильяма Морриса, украшенный лилиями. Саймон презрительно взмахнул лапой:
– Это не искусство, это сраная, вонючая карикатура.
Буснер кивнул и заменил изображение самки на абстракцию.
После поездки в зоопарк Буснер велел Прыгуну
– Неси все, что сможешь достать, – инструктировал предателя именитый психиатр, – работы по теоретической антропологии, описания полевых исследований, художественную литературу, где есть персонажи-люди…
– «Хуууу» и фильмы тоже, босс?
– Конечно, кинофильмы, телепередачи, документальные ленты, фотографии – все, что есть. Кстати, нам давно пора завести нормальный компьютер – вот тебе еще задание, подключи нас к этой, как ее, Всемирной «уч-уч» паутине, я уверен, новейшие исследования по людям опубликованы в электронной форме. Я хочу иметь перед собой весь доступный материал, буду в нем копаться. К тому же, думаю, Дайкс не откажется принять участие в таком нелепом исследовании, вот нам и лишняя возможность сблизиться по-настоящему.
Делать нечего – Прыгун, на чем свет стоит понося Буснера за сие надругательство над его интеллектом, отправился в лондонские библиотеки и архивы и зарылся в виртуальное пространство. Однако при всем своем отвращении к именитому психиатру и его пациенту, пятый самец был искренне удивлен, обнаружив, какую прорву интереснейшего материала по людям успело за века породить шимпанзечество.
Прыгун доставил боссу классическую работу Роберта Йеркса [111] 1927 года, озаглавленную попросту «Люди», – первое настоящее полевое исследование повадок дикого человека. Прыгун купил все книги Джейн Гудолл о диких людях Гомбе. Прыгун дополз до магазина «Видеосити» у Ноттинг-Хилл-Гейт, купил все четыре фильма из знаменитой серии про космический полет на планету людей и установил в комнате у экс-художника видеомагнитофон и телевизор, чтобы Буснер и Дайкс могли вместе смотреть их, отдыхая от работы.
111
Йеркс Роберт Мирнс (1876–1956) – американский психолог, вожак-основатель американской школы сравнительной психологии животных. Упомянутая книга написана им в соавторстве со своей первой самкой, Адой Уоттерсон Йеркс з Саймон Дайкс, несомненно, показал д-ру Буснеру, что, как ему помнится, она издана на два года позже и что у нее совсем другое название, совпадающее с названием книги, которую читатель держит в лапах.
Прыгун добыл и более труднодоступные тексты – факсимильное издание классической (1699 года!) работы Эдварда Тайсона [112] «Орангутан, или Pongis Silvestris [ «Лесная обезьяна». – Перев. ], или же Анатомия пигмея в сравнении с анатомией макаки, шимпанзеобразной обезьяны и шимпанзе», посвященной анатомии человеческой особи подросткового возраста, привезенной из Анголы. Текст Тайсона произвел на экс-художника самое неожиданное воздействие – он высек из серого гранита его сознания искру любопытства. По крайней мере, так это объяснял себе Буснер. А искра воспламенила что-то более глубокое – память о первых встречах людей и западной цивилизации, а может быть, даже филогенетическую память, провалившуюся в разлом, отделивший его прошлую жизнь от настоящей подобно тому, как Центральный разлом в Кении отделил человека от шимпанзе, оставив первого в эволюционном тупике джунглей, а последнему позволив свободно переходить с места на место по сетям разнообразных экосистем, что резко ускорило процесс дифференциации в некогда едином виде, превращенном геологией в аллопатрический. [113]
112
Тайсон Эдвард (1650–1708) – британский пионер сравнительной анатомии; имел дело именно с человеком, а не орангутаном, и полагал, что нашел представителя расы пигмеев, которую считал промежуточной между животными и шимпанзе (в рамках креационистской теории, т. к. до пришествия Дарвина оставалось еще более сталет). Особь, изученная Тайсоном, была первой шимпанзеобразной обезьяной, попавшей в Европу, ее чучело до сих пор хранится в Британском музее. Добытое Прыгуном факсимильное издание выползло в свет в 1966 г.
113
Вид обозначается как аллопатрический, если группы относящихся к нему особей
Острый интерес Саймона к тексту Тайсона был тем более примечателен, что именно со страниц этой старинной работы человек сделал своей первый шаг в западное сознание. Иные критики не стесняясь ставили Тайсона вровень с Везалием [114] и Дарвином. [115] Так или иначе, в своей «цепи творения» Тайсон поместил человека выше готтентотов, тем самым возведя его в ранг полноправного шимпанзе, – однако по достоинству поступок ученого оценили далеко не сразу. Потребовались долгие пятьдесят лет и миф о «благородном дикаре», прежде чем человек стал главной уликой в великом процессе «анатомисты против августйнианцев», который продолжался весь восемнадцатый век.
114
Везалий Андреас, он же ван Везел Андрис (1514–1564) – фламандский врач, вожак-основатель современной анатомии шимпанзе. До него сведения по анатомии заимствовались из работ Галена (129–179), врача римского императора Марка Аврелия, Везалий же показал, что Гален никогда не вскрывал шимпанзеческие тела и тем самым его сведения были лишь экстраполяцией анатомии других животных на шимпанзе.
115
Дарвин, несомненно, был провидцем. Его фраза: «Если бы шимпанзе не был своим собственным классификатором, он бы никогда не додумался изобрести отдельное семейство для себя одного» – как нельзя лучше суммирует все последующие дискуссии. – Прим. авт.
Буснер, восхитившись страстью, с какой Саймон погрузился в Тайсона, решил не отставать от подопечного и немедленно известил попечительский совет больницы «Хит-Хоспитал», что работает над исключительно важным и интересным случаем.
– Покажу вам по секрету, – настучал он как-то раз по спине Арчера, директора больницы, когда они в столовой чистили друг другу задницы, – мой новый пациент, которого я «чапп-чапп» увел у Уотли из «Чаринг-Кросс», может оказаться самым настоящим открытием. Один-единственный Дайкс с его человекоманией – кстати, она, вероятно, имеет органическую подоснову – способен распоказать нам о природе отношений между сознанием и физиологией шимпанзе больше, чем целый грузовик обычных невротиков.
Будет преувеличением щелкнуть пальцами, что Арчер все это предвидел заранее, но, право же, бывшая телезвезда далеко не в первый раз жестикулировал про Великий Научный Прорыв, и Арчер знал, что сей раз – не последний: пока Буснер успешно поддерживает связи и союзы, которые позволили ему снова всползти на вершину, такое будет продолжаться. Однако любой союз – временный, и тот, кто сидит на высокой ветке, всегда может с нее свалиться.
Итак, Буснер передал свои педагогические обязанности другим профессорам, а номинально вверенных ему больных поручил заботам напористого восьмого рабочего самца, старшего по отделению, который спал и видел, как делает карьеру. В результате диссидентствующий специалист по нейролептикам все дни проводил дома, на Редингтон-Роуд, и выползал в больницу лишь на совершенно обязательные заседания и чистки с ну очень важными шимпанзе.
Заботливые лапы Прыгуна изменили заднюю комнату на втором этаже, служившую Буснеру кабинетом, до неузнаваемости – пятый самец из шерсти вон лез, только бы обустроить все так, чтобы Саймон чувствовал себя как дома. Он убрал все «подозрительные» фотографии и картины – те, где шимпанзе были изображены в контекстах, в каких художник мог вообразить только людей, – дабы Саймону стало спокойнее. Пришлось вынести в чулан даже любимую Буснером коллекцию душераздирающих глиняных фигур, изваянных его пациентами-копрофилами. На кухне воцарился плакат, извещавший членов группы, что им строжайше воспрещается зачетверенькивать в кабинет вожака, когда там находится его подопечный. Спаривание и акты по установлению иерархии разрешалось осуществлять только на кухне и в игровой комнате старших подростков. Карликовых пони посадили на короткий поводок.
Прыгун прибрался и на письменном столе босса освободив место с краю специально для Саймона: художник получил возможность держать там свои бумаги и прочие – пока что весьма немногочисленные вещи и тем самым вновь стал владельцем собственного куска пространства. С подачи Буснера Прыгун даже прикупил для экс-художника несколько альбомов для рисования, карандаши и пастель и положил на стол, чтобы Саймон мог всем этим воспользоваться, если ему вдруг захочется работать.
– Как знать, – показал Буснер Саймону, щелкая пальцами на фоне лежащих перед ним орудий ремесла, – вдруг музе причетверенькает в голову посетить вас прямо завтра утром.