Обида
Шрифт:
Самым сложным моментом в подготовке были ключи. Прошло больше месяца, прежде чем Макар нашёл способ их достать, да что там достать, просто взять в руки на несколько секунд — больше и не требовалось, — чтобы снять слепок. Целую неделю он неотступно следил за профессором.
Уже в половине восьмого Макар торчал под окнами профессора. Минут за десять-пятнадцать до того, как в окнах загорался свет. И вот как-то в пятницу профессор раньше обычного вышел из дому. Когда Макар занял свой наблюдательный пост, в окнах уже горел свет. «Не опоздал
«И куда его в такую рань несёт», — думал Макар, зябко поёживаясь и кутаясь плотнее в тёплый мохеровый шарф.
Профессор не направился в университет, как обычно, а, сев на тридцать первый троллейбус, доехал до Сандуновских бань.
Вздох облегчения невольно вырвался у Макара. Дело складывалось как нельзя лучше. Оставалось выяснить, постоянный ли он посетитель бань. И точно ли пятница — его день.
На это ушла ещё неделя ожидания. Но профессор не подвёл. В пятницу рано утром он, как и в прошлый раз, отправился в Сандуны, где его уже давно поджидал Железо (человек, до исправительной колонии занимавшийся эпизодическими кражами, а ныне известный своим пристрастием к игре в «железку»).
Бумажник профессор сдал на хранение банщику Железо, расположившись в той же кабинке, что и профессор, со своею полдюжиной пива, выждал удобный момент и, вытащив ключи из профессорских брюк, не торопливо и тщательно сделал слепки.
Оставалось только разобраться с приходящей домработницей Настей. Её график узнать было несложно. Она приходила к профессору четыре раза в неделю по утрам.
Всё было готово, и оставалось только ждать удобного случая.
И вот стало известно, что профессор Симонов улетает на неделю в Прагу на международный симпозиум.
Дверь Макар открыл уверенно и быстро, по-хозяйски. Втянув за собой Монтёра, он бесшумно и тщательно на все запоры закрыл дверь. Зажёг свет в прихожей. Оглянулся на Монтёра. У того по вискам из-под шапки тёк пот. Макар знал, что руки у него сейчас в перчатках мокрые. Монтёр всегда потел на «деле» и нервно хихикал. В этом, пожалуй, и выражалось всё его беспокойство. В остальном хладнокровия ему не занимать. Он никогда не суетился и не ошибался. И был бы, может быть, идеальным партнёром, если б не пил. Пьяный становился болтливым и хвастливым.
— Ну, раздевайтесь, юноша, — усмехнулся Макар. — Работа предстоит долгая. Как бы вам не запариться. А то выйдете на улицу и простудитесь…
Монтёр хихикнул и стал неловко снимать пальто. Он стащил вместе с рукавом перчатку, и она упала на пол. Монтёр давился от смеха, нашаривая её на полу.
— С вашим чувством юмора нужно идти на сцену, юноша, — самодовольно улыбнулся Макар.
Настроение у него было превосходное. Всё складывалось удачно, точно ложилось на его продуманный до мельчайших подробностей план. Он бесцеремонно приложил свою огромную ладонь к губам Монтёра и прислушался. Где-то тихонько журчала вода.
— Наверное, в уборной утечка, — понял его Монтёр.
Они ещё раз тщательно вытерли ноги о ворсистый коврик перед дверью и пошли к полуоткрытой двери, явно ведущей в комнаты.
Макар светил фонариком в пол, и тонкий снопик света, отражаясь от зеркального тёмно-красного паркета, бросал на дорогую мебель приглушённые, коричневые тени. Первая комната была гостиной, потом шёл кабинет, и через него был вход в спальню.
— Начнём с кабинета. Может, там всё и образуется…
Макар потащил к окну маленькую стремянку, которую он приметил между стеллажами, и слегка подтолкнул к ней Монтёра. Тот вскарабкался на самый верх и нагнулся, забирая от Макара свёрнутую в тугую пачку плотную чёрную штору. Он прикрепил штору к деревянному карнизу, подоткнул все щели сверху. Макар хозяйственно расправил внизу все складки и, нашарив фонариком выключатель, включил свет.
Они одновременно оглянулись на книжные полки. Одна из них была полностью уставлена кляссерами.
— Не скоро мы её найдём… — хихикнул Монтёр.
— А вот спешить-то нам и некуда, — довольно сказал Макар и с любовью оглядел штору. «Нет, всё-таки я пока ещё кое-чего стою. Кое-чего, кое-чего.."
— А что, мы действительно только одну возьмём? — недоверчиво спросил Монтёр. — Чем нам другие-то помешают? Вытряхнули бы всё в полиэтиленовый пакет — и всех дел. А если они тебе не нужны, я их сам толкну. Есть у меня один жучок — марками занимается. Обдерёт, конечно, но всё-таки даст какие-то деньги, — быстро говорил Монтёр, с трудом сдерживая судорожную улыбку.
— Хватит болтать, — жёстко сказал Макар.
«Идиот, — раздражённо думал Макар. — Вроде всем хорош, но глуп как пробка. Нет, нужно кончать. Можно было бы работать, если б было с кем. Жучок, видите ли, у него есть. Да с первой же дюжиной марок вы загремите вместе со своим жучком. Кому будете сдавать? Шантрапе всякой. К настоящему коллекционеру побоитесь подойти. А те всё равно, рано или поздно, выйдут на коллекционера, он узнает марку, вспомнит, у кого она украдена, и повьётся верёвочка… И очень быстро. Дяденьки с Петровки очень аккуратно вами займутся.
Конечно, только одну. Откуда им, дуракам, знать, что эта одна дороже трёх таких коллекций. Впрочем, наверное, догадываются. Ну и чёрт с ними. Нужно и вправду смотреть, чтоб не набил себе карманы каким-нибудь барахлом.
И разве могу я быть уверен, что кто-то из вас на первом же допросе меня не заложит. Пообещает гражданин следователь пару годков скостить, и ой как быстро язычок развяжется, как сладко запоёт мой петушок».
— Начнём с крайнего кляссера. Ты — первый, я — второй, и таким же образом ставить на полку. И чтоб никакого беспорядка. Образец держи всё время перед глазами. На вот.