Обида
Шрифт:
— Ну что, Серёжа, — ласково сказал «профессор», — может быть, вместе выйдем? Или так и не пустишь? — И улыбнулся кривой улыбкой. — Я бы на твоём месте пустил. Ну что тебе с нами связываться?
Сергей хотел ему ответить в том же спокойном и доброжелательном тоне, но тут в дальнем конце квартиры раздался резкий телефонный звонок. «Профессор» второй раз за сегодняшний день вздрогнул. Звонок прозвучал ещё раз и оборвался.
За дверью, ведущей в комнаты, раздался тревожный шорох. Сергей понял, что там стали переминаться с ноги на ногу.
«Профессор», словно обессилев, привалился
Сергей растерялся. Он слышал топот, потом почувствовал, как кто-то задел его около вешалки. Глаза, не привыкшие к темноте, ровным счётом ничего не видели. Он попытался шагнуть вперёд, в пустоту развёл руками, но ничего не поймал, шагнул ещё раз и почему-то очутился перед дверью в туалет.
Полоснул луч карманного фонарика, скользнул по полу, ослепил Сергея. После этого он уже совсем ничего не видел. Потом шаги раздались на кухне, хлопнула дверь, и Сергей вспомнил, что видел эту дверь, запертую на массивный кованый крючок. Он вспомнил, что в этом доме есть чёрный ход, где проходят газовые стояки, где он сам не раз был, и что выходит он во двор, и что дальше открываются бесконечные проходные дворы, и теперь все его старания пропали даром.
В передней резко прозвучал звонок. Видно, рукоятку старинного звонка с надписью «Прошу повернуть, повернули с такой силой, что звонок прозвучал как электрический, на самой высокой ноте. Он бросился к двери, нащупал в темноте ключ, отомкнул другие запоры, открыл дверь и очутился лицом к лицу со Степаном Константиновичем.
— Что случилось?! — спросил запыхавшийся участковый.
— Они ушли через чёрный ход!
— Кто «они»?
— Они, их двое.
— Ну ничего. Пойдём на чёрный ход, — с трудом переводя дух, сказал Степан Константинович. — Оружие у них есть?
— Кажется, нет, — ответил Сергей.
Макар, пропустив вперёд Монтёра, грузно бежал по неосвещённой выщербленной лестнице чёрного хода. Луч фонарика выхватывал большие тёмно-зелёные вёдра для пищевых отбросов, пустые бутылки, выстроенные вдоль стены, стакан, забытый кем-то, окурки. Видно, чёрный ход убирался нечасто. Он видел согнутую спину Монтёра, его голову, вжатую в плечи. Он бежал, а мысли его были далеко. Для него уже кончилось это дело. Он знал, теперь знал наверняка, что они уйдут, что, кто бы ни пришёл сейчас туда, в квартиру, этот человек их не догонит. Он знал, что из этого двора есть три проходных выхода. Он знал, что через некоторое время, через очень короткое время они очутятся на ярко освещённой людной улице, где, притулившись почти вплотную к стоянке такси, поджидает его вишнёвый жигулёнок. Макар видел, что плечи Монтёра мелко вздрагивают, и даже раздавались какие-то всхлипывающие звуки, и тут он окончательно понял, что всё уже позади. Раз Монтёр начал нервно хихикать, значит, всё уже позади, опасности нет. А остальное потом. Потом его будут искать, потом составят его портрет. Найти человека в восьмимиллионном городе очень непросто даже такому сильному аппарату, как Московский уголовный розыск. Дальше у него оставались те же пятьдесят шансов из ста, и уж их-то он использует как надо, на всю мощность, на полную катушку.
Уже на первом этаже, пробегая последний лестничный пролёт, Макар чутким ухом услышал, как хлопнула дверь чёрного хода на пятом этаже. Значит, преследователи вышли, значит, им бежать пять этажей. Макар увидел, как Монтёр, набычившись, со всего размаху стукнулся в дверь, ведущую на улицу, и… отскочил, как хорошо надутый мячик. Дверь была заперта. Макар отстранил Монтёра, немножко подавшись назад для разгона, со всего маху обрушился на дверь своим весом. Дверь затрещала, но не открылась.
По спине у Макара поползли крупные капли пота. Он обмяк, будто из него вынули напрягающий его стержень. Он уже ничего не думал, руки повисли, как плети, и он стоял, прислонившись к этой двери в полной прострации. Ведь он тщательно, очень тщательно её осматривал раньше, во время подготовки, и, прежде чем приступить к осуществлению «акции», убедился, что эта дверь никогда не имела запоров, она не могла быть запертой.
Степана Константиновича Анечка встретила на улице. Он ходил в магазин за пельменями. Степан Константинович не медленно оценил обстановку и, несмотря на изумлённые возгласы Анечки, повёл её сперва в глубину двора, быстро нашёл кусок доски, крепко подпёр дверь чёрного хода и оставил Анечку дежурить около неё, сказав:
— Держи её, держи ногой. Что бы ни было, держи, не бойся.
Монтёр перестал хихикать и, щурясь от слепящего света фонарика, пытался заглянуть в глаза Макару. В чём дело? Макар выключил фонарик и обессилено опустился на корточки рядом с помойным ведром.
Сверху раздавались неторопливые шаги.
Потом, через четыре дня, когда вернётся профессор, настоящий профессор Симонов, он позовёт Сергея к себе в гости и будет угощать его отменным чаем и судорожно, обрадованно, напропалую хвастаться своей спасённой коллекцией, потому что без этой марки коллекции, по его мнению, просто не было бы, и будет упрашивать Сергея поступать именно к нему, в университет, и стараться втянуть его в собирательство, увлекательно рассказывал почти о каждой марке интереснейшую историю.
Потом, когда Сергея вызовут на Петровку для дачи показаний, он узнает, чем он рисковал (Макар всё-таки нарушил свой принцип и перед самым бегством из квартиры забрал у Монтёра нож, с которым тот не расставался, ради марки он пошёл бы на всё) и что спасал… Но всё это будет потом.
А сейчас он дождался вместе с Анечкой и Степаном Константиновичем, пока подъедет дежурная машина и увезёт тех двоих, и возвратился в диспетчерскую. Оставалось ещё два с половиной часа праздничного, хлопотливого, полного всяких неожиданностей дежурства по ЖЭКу.
Повесть написана в соавторстве с В. Степановым.