Обитель Блаженных
Шрифт:
– Не все же такие, как вы.
– Я не говорю, что все такие, как я, или хотя бы чуточку похожи на меня, но моё поведение вовсе не отличается экстравагантностью. Проще говоря, очень много таких, как я.
– Знаете, очень легко сказать, что у любовницы мужик, или, когда девушка пропадает бесследно, можно сказать, что она у жениха в Серпухове зависает, хотя раньше этого жениха никто и в глаза не видел. А надо бы не гадать, а искать человека.
– Ну так, если его любовница выгнала, а он с горя запил и с неделю в канаве провалялся – так, поди, и помер давно. Чего его искать?..
– Вот если только помер. – вздохнул Евпсихий Алексеевич и принялся за составление жалобы.
В дверях нарисовалась прилизанная
– Жена бьёт? – рыжеволосый тип попробовал заглянуть через плечо в бумагу Евпсихия Алексеевича, надоедливо мигая размывчатыми глазками.
– Позвольте попросить вас не подглядывать. – резко одёрнул типа Евпсихий Алексеевич. – Это вот вас надо побить хорошенько, потому что жену обманываете, а у меня в этом плане всё отлично.
– Вот чего ты начинаешь, а? нормально же сидели, общались! – обиделся рыжеволосый и замолк.
Евпсихий Алексеевич едва успел завершить составление жалобы, как дежурный сообщил номер кабинета, где посетителя дожидался участковый инспектор. Туда-то он и отправился.
В отличие от бесхитростной обстановки дежурного отделения, кабинет инспектора оказался заваленным множеством мелких и громоздких вещей, каждая из которых не имела прямого отношения к правоохранительным органам. Начиная с необузданно сексапильного кактуса на подоконнике и пепельницы, заваленной замусоленной кожурой от семечек, и кончая коллекцией лопат с граблями, прислонёнными в углу кабинета под пустой вешалкой. Инспектор имел вид жизнерадостный, вполне себе работоспособный, что весьма хорошо увязывалось с его глянцевитой лысиной и свободолюбиво оттопыренными ушами.
– Кляузничать собрались? – воскликнул участковый инспектор, приглашая Евпсихия Алексеевича присаживаться и пробуя тщательно рассмотреть его лицо, хотя и вглядываясь несколько наискосок, чтобы не показаться излишне любопытным. – Что тут у вас написано?.. писала писака, что не разберёт и собака…
– Как-то странно вы себя ведёте, а ведь я к вам по серьёзному вопросу пришёл. – протянул свою жалобу Евпсихий Алексеевич.
– Это я себя странно веду?.. А вот смотрите, Евпсихий Алексеевич, что у меня на ваш счёт имеется. – инспектор отложил в сторону жалобу Евпсихия Алексеевича и вытащил из сейфа небольшую, но пузатую кипу бумажек. – Это всё ваш сосед снизу – Лев Моисеевич – на вас доносы пишет. Старичок-то, видать, малахольный, ищет во всём некоего душевного порядка, но вот каждую неделю по бумажке сюда шлёт, и всё на вас сердится.
– Почему же он на меня сердится? – заинтересовался Евпсихий Алексеевич.
– Как же ему не сердиться, если вы его и водой заливаете и секретной радиацией облучаете?.. Признавайтесь, Евпсихий Алексеевич, зачем вы старичка мучаете?..
– Я и не думал.
– Но это вы мне говорите, что не думали, а я вовсе не обязан вам на слово верить, уж я в этом кабинете всяких отговорок наслышался.
– Уверяю вас, что мне и дела нет до какого-то Льва Моисеевича; у меня своя жизнь, а у него своя.
– А Лев Моисеевич уверяет, что он не может упиваться полноценным здравомыслящим существованьем, поскольку вы ему житья не даёте. Вот, например, в заявлении от прошлого года, от декабря месяца, за четырнадцатое число, Львом Моисеевичем указано, что вами, Евпсихий Алексеевич, при помощи проводов электрического тока запускаются в его квартиру звуковые раздражители (Лев Моисеевич описывает их, как гудки антигенов, вызывающие у чувствительных к ним людей аллергические реакции), в результате чего внутри нервной системы самого Льва Моисеевича происходят сбои, возникают конфликты и преследования одних гормонов, отвечающих за эндокринные стимуляторы, другими гормонами иммунных механизмов. Вот тут всё подробно описано – сразу видно, что человек доведён до отчаяния.
– Позвольте мне прочитать. – с большим интересом попросил Евпсихий Алексеевич. – Никогда не подозревал за своим соседом такую живость ума.
– Да пожалуйте. – инспектор отдал бумажку.
Заявление было написано старательным иезуитски-каллиграфическим почерком, без точек и запятых, но с многочисленными восклицательными знаками, установленными почему-то в скобки. Кроме беспокойства за свою нервную систему, в заявлении доводилось до сведения, что методом облучения, изобретённым Евпсихием Алексеевичем в тайной домашней лаборатории, возможно аннигилировать частицы совершенно любого мозга, даже у совершенно случайного человека, который просто подвернётся не в то время и не в том месте, а вот мозг самого Льва Моисеевича уже сократился в размерах и полегчал на два с половиной грамма. Прочитав бумажку до конца Евпсихий Алексеевич уныло улыбнулся.
– Старик чепуху несёт, мозг не может сокращаться. Это такой же биомеханический нонсенс, как и хождение человека на двух руках.
– А однако же человек иногда и на руках ходит.
– Однако же ходит. – прибавилось унылых улыбок у Евпсихия Алексеевича.
Инспектор не без удовольствия выдал Евпсихию Алексеевичу ещё одну бумажку для ознакомления, и тот быстренько пробежался по ней глазами, узнавая, насколько он опасен для социума и не пригоден к мирному сосуществованию. Самое невинное, в чём обвинялся Евпсихий Алексеевич, это в распутстве. Интенсивный скрип его дивана в вечернее и ночное время суток не позволял Льву Моисеевичу сосредоточиться на отдыхе.
– Старик наверняка серьёзно болен, а, возможно, ему просто заняться нечем. – резко высказался Евпсихий Алексеевич. – Вероятность того, что он внезапно помрёт и прекратит строчить кляузы, очень высока. Не обращайте внимания.
– Вероятность того, что вас сегодня собьёт машина, Евпсихий Алексеевич, поверьте мне, тоже крайне высока, несмотря на вашу молодость и здоровье. – воскликнул инспектор. – Но это не повод, чтоб говорить о вашей непременной скорой смерти. Имеются какие-то элементарные нормы приличия и здравого смысла, особенно если касаться старости. Представьте, что у вас есть пожилая любимая тётушка – а она наверняка у вас есть, у таких, как вы обязательно есть любимые тётушки, этого даже и представлять не надо – и ей где-нибудь в магазине или в пенсионном фонде скажут: хорошая вы женщина, и сумочка у вас замечательная, и очень подходит к вашей новой кофточке, но жалко, что вы скоро помрёте, возможно, что буквально на днях!.. Вот какова будет реакция вашей тётушки, как вы думаете?..
– Моя тётушка по образованию физиолог, она всё поймёт с достоинством профессионала. – отмахнулся Евпсихий Алексеевич. – И я, между прочим, тоже увлекался физиологией, и в некоторой степени социал-дарвинист, и к вопросам старости отношусь утилитарно.
– Если вы такой умный и переусердствовали в чтении учебников по физиологи, и теперь считаете, что надо руководствоваться лишь инстинктами, детерминированными нейронами головного мозга, позволяющими обращаться со старостью чуть ли не по праву сильного, то давайте я вмажу вам резиновой дубинкой между ног, руководствуясь таким же правом сильного?.. – инспектор вытащил из ящика стола незатейливую резиновую дубинку. – Если вы считаете, что социальные модели поведения современного человека и нравственные ограничители не важны (хотя необходимость их понятна и ослу), значит и мне незачем заморачиваться об элементарных нормах приличия и уместности своей агрессии. Давайте вдвоём, прямо здесь, прямо сию минуту, скатимся в скотское состояние, начнём волтузить друг друга почём зря и не будем обижаться, когда окружающие посчитают нас за идиотов.