Обитель чародеев
Шрифт:
Он беспокойно оглянулся вокруг, сбитый с толку. Неподалеку стоял Рандориг с глупым, как всегда, выражением лица. На нем также был чайник; в одной руке он держал такую же крышку, в другой – палку. По всей видимости, им предстояло что-то сделать. Гарион улыбнулся другу, и тот усмехнулся в ответ.
– А теперь, – приказала тетя Пол, – убей его. Торопись, Гарион. Тебе надо управиться к обеду.
Он резко обернулся и уставился на тетю. А когда повернул голову, то не увидел Рандорига, вернее, его лица Из-под чайника на него глядело мерзкое
– Нет, нет, – нетерпеливо проговорил Бэйрек. – Оружие так не держи. Схвати его обеими руками и направь прямо в сердце. Когда он бросится на тебя, то не сумеет выбить клыками копье. А теперь снова. Постарайся достать его на этот раз. Торопись, Гарион, мы не можем заниматься им весь день, понимаешь? – Варвар пнул ногой мертвого вепря. Вепрь поднялся и начал скрести снег. Бэйрек бросил на Гариона быстрый взгляд и требовательно спросил:
– Готов?..
Потом он очутился на неведомой бесцветной равнине в окружении статуй. Нет, не статуй – то были фигуры. Король Энхег был среди них, или фигура, похожая на него, король Кородаллин, королева Ислена; были также граф Джарвик с Нечеком, послом мергов в Во Мимбре.
– Какую из фигур ты хочешь двинуть? – спросил сухой голос в подсознании.
– Я не знаю правил, – возразил Гарион.
– Не имеет значения. Твой ход. Наступила твоя очередь.
Когда Гарион повернулся спиной, одна из фигур устремилась на него. На ней был надет плащ с капюшоном, а глаза налились бешеной злобой. Не раздумывая, Гарион поднял руку, пытаясь отвести удар.
– Именно такой ход ты хотел сделать? – спросил все тот же голос.
– Не знаю.
– Сейчас слишком поздно что-либо менять. Ты уже прикоснулся к нему. С этих пор тебе придется самому делать ходы.
– Это одно из правил?
– Так принято. Ты готов?….Запахло глиной и старым дубом.
– Нет, тебе, право, надо научиться сдерживать свой язык, Полгара, – льстиво улыбаясь, произнес мерг Эшарак и резко ударил её по лицу.
– Опять за тобой, – в третий раз сказал голос. – У тебя остался только один ход.
– И я должен сделать его? У меня нет выбора?
– Он один единственный. Торопись! Испустив тяжелый вздох, Гарион вытянул руку, и Эшарак вспыхнул ярким пламенем…
От резкого порыва ветра дверь комнаты, в которой спали Гарион с Леллдорином, с громким стуком распахнулась.
– Пойду закрою, – сказал Леллдорин, откидывая одеяло, и, спотыкаясь, направился по холодному каменному полу к двери.
– И долго так будет дуть? – недовольно спросил Гарион. – Разве заснешь при таком шуме?
Леллдорин закрыл дверь на задвижку, и Гарион услышал, как он возится в темноте. Послышалось легкое постукивание одного камня о другой, мелькнула искра, которая тут же погасла, и Леллдорин принялся снова высекать огонь Через пять-шесть ударов трут засветился, и молодой астуриец принялся дуть на него, пока не затеплилось пламя.
– Ты случайно не знаешь, сколько сейчас времени? – спросил Гарион, когда его друг зажег свечу.
– Думаю, что скоро будет светать, – ответил Леллдорин.
– У меня такое чувство, будто эта ночь длится десять лет, – простонал Гарион.
– Можно поболтать, – предложил Леллдорин. – К рассвету шторм должен утихнуть.
– Говорить лучше, чем лежать в темноте, вскакивая при каждом шорохе, – согласился Гарион, приподнимаясь в постели и накидывая одеяло на плечи.
– Ты, наверное, повидал всякое после того, как мы виделись в последний раз, Гарион? – спросил Леллдорин, залезая обратно в постель.
– Да, довелось, – согласился Гарион, – и не только хорошее, надо признаться.
– Ты сильно изменился, – добавил Леллдорин.
– Меня изменила жизнь. Это не совсем одно и то же. Я не хотел этих перемен. Знаешь, ты тоже переменился.
– Я? – расхохотался Леллдорин. – Боюсь, что нет, мой друг. То, что я натворил за неделю, подтверждает одно – я такой же, как прежде.
– Давай уточним кое-что, – сказал Гарион. – Самое интересное то, что здесь существует некая порочная логика. Все твои поступки, взятые по отдельности, вполне логичны и нормальны. Только когда рассматриваешь их в целом, получается катастрофа.
– Теперь я и моя бедная Ариана обречены на вечную ссылку, – вздохнул он.
– Я попытаюсь вам помочь, – обнадежил его Гарион. – Твой дядя простит тебя, Торазин, возможно, тоже. Он тебя слишком любит, чтобы долго сердиться. Барон Олторейн, судя по всему, на тебя очень сердится, но он мимбратский аренд. И простит все, если это было сделано из-за любви. Впрочем, подождем, пока не заживет его нога.
Вот здесь ты допустил серьезную ошибку, Леллдорин. Ногу никак нельзя было ломать.
– В следующий раз постараюсь избежать этого, – тут же пообещал Леллдорин.
– В следующий раз?
Они рассмеялись и продолжили разговор под мерное колебание пламени свечи. Спустя час шторм понемногу стих, и их снова потянуло ко сну.
– Почему бы нам не попытаться опять заснуть? – предложил Гарион.
– Я задую свечу, – сказал Леллдорин. Он встал и направился к столу. – Ты готов? – спросил он Гариона.
Гарион почти мгновенно уснул и почти мгновенно почувствовал чье-то легкое прикосновение и еле слышимый шепот над ухом.
– Ты готов? – он повернул голову и увидел перед собой королеву Солмиссру, которая принимала облик то женщины, то змеи…
…Затем он очутился под мерцающим куполом пещеры богов и, не отдавая себе отчета, направился к чистокровному и родившемуся мертвым жеребенку, вытянув вперед руку.
– Ты готов? – торжественно спросил его Белгарат.
– Мне кажется, да.
– Хорошо. Собери свою волю и направь на него.
– Мне очень тяжело, дедушка.
– Ни о чем не думай. Только направь её. Он перевернется на другой бок, если ты сделаешь все правильно. Торопись. У нас еще много работы…
Гарион начал напрягать силу воли.