Обитель подводных мореходов
Шрифт:
Домой Непрядов перестал ходить. Да и что там в пустой комнате делать, если снова сам себе голова. Он никому не жаловался на свою незадавшуюся семейную жизнь, ни в ком не искал сочувствия к себе. Жил и служил так, будто ничего не произошло такого, что могло бы вызвать к нему чувство сострадания или жалости - этого Егор не выносил ещё с давних пор своего сиротского детства. Ведь было дело, которое он любил, и оставалась цель, которой добивался... Только самым близким друзьям, Вадиму с Кузьмой, дозволялось говорить с Егором о его жене. Кузьма полагал, что надо ей просто дать развод, раз она предала. Вадим уговаривал разыскать беглянку и поговорить с ней начистоту. И только сам Егор даже не представлял, что ему делать, к какому берегу плыть...
Ремонт подходил к концу, когда в Майва-губу пришла баржа с дровами. Лето кончалось, а там и зима недалеко: печи в посёлке начинали топить рано. Скрепя душу, Непрядов выделил несколько моряков на разгрузку поленьев, хотя каждый человек был на счету. Но мог ли он знать, что этим дело не кончится...
Лодочные отсеки после ремонтного "разгула" приводили в должный порядок. Выбрасывали всякий мусор и хлам, чистили, скребли и мыли. Егор лично следил, чтобы приборочного материала было бы в достатке. Он уже собирался докладывать командиру о полном завершении ремонтных работ, но мимоходом заметил, что в боевой рубке как попало валяются сигнальные флаги расцвечивания. Ещё накануне сигнальщики их постирали, высушили, только почему-то не успели разложить в рундуке по ячейкам. От такого беспорядка Непрядов тихо рассвирепел. Он вернулся в кают-компанию, где Тынов, сидя за столом, приводил в порядок навигационные журналы.
– Старший лейтенант Тынов, - напустился он со злой иронией на штурмана, - не могли бы вы сказать, в каких шхерах сгинули ваши рулевые-сигнальщики?
– Понятия не имею, - сдвинув пилотку и скривив губы, чистосердечно признался тот.
– Час назад и Леденков, и Силкин - оба копались в рубке. Это я точно знаю.
– И на том спасибо, Савелий Миронович, хотя знать о своих подчинённых надо бы чуть больше.
– Егор Степанович!
– позвал Колбенев, выглядывая из своей каюты.
Уничтожающе взглянув на штурмана, мол, это тебе всё равно даром не пройдёт, Непрядов направился к замполиту.
– Вот что, Егорыч, - признался Колбенев, как только Непрядов вошёл в дверь.
– Ты не ругай Тынова. Это я попросил Леденкова и Силкина отвезти Чижевскому дрова и сложить их там в сарайчике.
– Извини, Вадим, - жёстко сказал Егор, скрестив на груди руки и приваливаясь спиной к дверному косяку.
– Я тебя не понимаю. Ты считаешь, что дрова важнее корабельных дел?
– Да ты сядь, сядь, - Колбенев похлопал ладонью по дивану.
– И выслушай меня спокойно.
Непрядов нехотя уступил, усаживаясь рядом.
– Что с тобой?
– проникновенным и тихим голосом спросил Вадим.
– Зачем нервничаешь? Для чего на людей кричишь? Этого раньше за тобой никогда не замечалось.
– Ну и ты неправ, - немного успокоившись, отвечал Егор.
– Каждый человек сейчас позарез нужен. И ты это не хуже меня должен понимать.
– Но ведь и для тебя не новость, что Чижевский на другой лодке в море ушёл. Кто ж тогда насчёт дров ему похлопочет? Не уложи их сейчас в сарай отсыреют под дождём. Нельзя же, чтобы Валерия Ивановна сама таскала тяжёлые чурбаки. Не женское это дело.
– Дрова будут уложены, - пообещал Непрядов, поднимаясь.
– Но и флаги должны лежать на своём месте. Иначе порядок на лодке гроша не будет стоить.
Набросив на плечи плащ-накидку, Егор сошёл на берег, предупредив вахтенного, что скоро вернётся. Мелкий, надоедливый дождь не переставая мочил скалы с самого утра.
Непрядов шагал по скользким ступенькам деревянной лестницы в гору и уж сам был не рад, что позволил себе не совладать с собственными нервами. Ещё больше, чем на других, он всё же негодовал на самого себя. И в самом деле, нельзя же срывать зло на тех, кто меньше всего виноват... "Эх, Егор, сын Степанов, - уличал он себя с раздражением и горечью.
– Как утопающий пузыри пускаешь, а ещё пытаешься других учить. Не умещаются обида и боль, как два ореха, в зажатом кулаке. В корабельном уставе нет такой статьи, которая подсказала бы, как спокойным стать, когда тебя бросает любимая женщина..."
Леденков с Силкиным перекуривали, сидя на чурбаках под навесом. Бушлаты на обоих были мокрыми, ботинки в грязи. Матросы поднялись, завидев старпома. Непрядов хотел отругать их, чтобы не рассиживались, но сдержался. Неубранных дров оставалось всё же немного.
– Где хозяйка?
– спросил как бы из любопытства.
– На работе, - отвечал Леденков.
Непрядов кивнул, будто соглашаясь с тем, что услышал. Ему всё же хотелось увидеть Лерочку, но только издалека и мимоходом, чтобы не затевать разговор.
– Вот что, моряки, - произнёс озабоченным голосом, к какому на лодке привыкли.
– Марш в боевую рубку наводить порядок.
– Товарищ капитан-лейтенант, - засуетился Леденков, хватая чурку. Момент, и всё будет уложено.
– Я дважды не повторяю, - строго напомнил Егор, сбрасывая плащ.
Моряки удивлённо переглянулись. Решив, что начальству виднее, оба направились к лестнице.
Подмокшие берёзовые чурбаки оказались довольно увесистыми, крупными. Егор взмок, пока перетаскал их со двора в сарай. Передохнуть разрешил себе лишь после того, как все дрова были аккуратно уложены. Расстегнув китель, он принялся вытирать носовым платком вспотевшую шею.
– Здравствуй, Егор, - совсем близко услышал он за спиной знакомый голос.
Непрядов от неожиданности чуть вздрогнул. Он повернулся к Лерочке с видом усталого человека, продолжая вытираться платком.
– Вот, сударыня, принимай работу, - сказал с весеёлой небрежностью. Полный порядочек.
– Вижу, сударь, - отвечала в тон ему.
Она стояла в дверном проёме в мокром, туго перетянутом в талии плаще. Удивление на её приятном, гладком лице начинало меняться так хорошо знакомой ему тихой радостью. И эта перемена в ней пугала и обезоруживала Непрядова.
– Так как же работа, хозяйка?
– Непрядов повёл рукой, предлагая полюбоваться на ровно выложенную поленницу.
– Принимаю, - сняв с головы накидку, она тряхнула копной каштановых волос.
– Вместо чаевых прошу ко мне на чай.
Егор помедлили с ответом и всё же решил отказаться.
– Рад бы, сударыня, да некогда.
Он сделал шаг, но понял, что Лерочка не собирается его так просто отпускать. Она продолжала стоять в дверях, глядя в упор и сжигая огнём карих глаз.