Обитель подводных мореходов
Шрифт:
19
До Укромова селища беглецы добрались без помех. Договорились, что каждый из них остановится пока у своих стариков. Нужно было объявить им о своём твёрдом решении пожениться и, для порядка, заручиться их согласием, в котором не сомневались.
Фрол Гаврилович так и просиял, как только узнал, что его "голубь сизый" наконец-то женится на Кате Плетнёвой. При этом известии он даже всплакнул от счастья, широко крестясь и возбуждённо бормоча: "Слава те, Господи, сподобил услышать радость превеликую..." Дед Фёдор вместе с бабкой Устиньей обрадовались не меньше, потому что иного мужа для своей Катеньки и желать не хотели. В сельсовете также не предвиделось никаких преград. Сам председатель колхоза, Иван Силыч Шишкарёв взялся им помочь, благодаря чему испытательный срок, полагавшийся после подачи заявления, уменьшили до трёх дней. Оставалось в спешном порядке сшить для невесты белое платье, а жених и в своей флотской форме был хорош.
Не зря всё же отбивал Егор на Север своим дружкам телеграмму. За день до свадьбы пришло известие, что едет Вадим Колбенев, неизвестно каким чудом отпросившийся у начальства. Егор снова кинулся за помощью к Ивану Силычу, и тот великодушно уступил свои летучие санки, запряжённые бойким мерином. Хотя упряжка вовсе не катер, но ему всё же доверяли управлять одной лошадиной силой - опыт у него имелся.
В путь отправился спозаранок, набросав в санки душистого сена и прихватив для дружка овчинный тулуп. Самого же в полушубке и растоптанных дедовых валенках никакой бы мороз не пробрал.
По проторенной колее Непрядов относительно быстро домчал до станции. Но ждать пришлось долго, поезд запаздывал из-за снежных заносов. Егор нетерпеливо расхаживал по перрону, околачивая кнутовищем валенки. Председательский мерин тем временем стоял на привязи и флегматично хрупал овсом, то и дело встряхивая болтавшуюся на его морде торбу.
Непрядов пребывал в состоянии возбуждённой отрешённости: он стремился к вожделенному пределу своего счастья и не видел преград. Казалось бы, достигнуто всё самое важное, чего он так добивался. Оставалась какая-то ничтожная малость на пути к этому пределу, но именно она-то и оказывалась в конце концов недостижимой, постоянно отодвигаясь и маня новыми горизонтами. В этом движении заключалась неизбывная радость преодоления пространства, времени и самого себя. Верилось, что события свершаются именно так, как он того желает: поезд всё-таки придёт - куда ж ему деться. Катя непременно станет его женой - как же иначе... сам он обязательно взойдет на командирский мостик - иного не дано... В цепи всех этих грядущих событий никто иной, как Егор Непрядов, держит в руках штурвал управления кораблём.
Наконец где-то за дальними лесами прогудел паровоз. Гул приближавшегося состава нарастал. И вскоре вагоны, замедляя бег, со скрипом начали останавливаться. Не зная, в каком из них прибывал Вадим, Непрядов заволновался.
Где-то в конце поезда мелькнула чёрная флотская шинель, и Егор бросился туда со всех ног. Его радости не было предела, когда увидал улыбавшегося Вадима. Друзья крепко обнялись, растроганные встречей донельзя. Кое-как успокоившись, пошли к санкам. Пока Егор убирал торбу и отвязывал коня, Вадим уселся на задке, укутав ноги тулупом - путь не близкий, да и морозец давал себя знать.
Егор нашёл дружка с виду заметно изменившимся, возмужавшим. Вадимыч всё такой же флегматичный, он слегка похудел и для большей солидности завёл усы. И всё же оставался таким, каким Егор всегда помнил и любил его.
Застоявшийся конь резво рванул с места. Полетели из-под копыт снежные комья, с визгом запели стылые полозья. Санки понеслись по дороге в Укромовку, где в старом дедовом доме уже готовились к свадьбе, накрывали широкие столы.
– Понимаешь, как всё-таки повезло, - объяснял Вадим своё появление. Я ведь вместе с экипажем отдыхаю совсем рядом - в санатории под Ленинградом. После автономки нам дали целых две недели отдыха заслужили...
– Как же узнал, что я женюсь?
– Да Кузьма же! Твоя телеграмма к нему попала. Сам-то он никак не может приехать - их лодка в ремонте. Вот он и уполномочил меня по телефону, так сказать, сразу за нас обоих.
– Молодчина, Вадимыч, - сказал Егор, от души радуясь, что хотя бы один из его дружков будет в эти дни рядом с ним.
То шагом, то рысью ехали не меньше часа. Холод начал донимать. Не выдержав, Егор предложил:
– Пошарь, Вадимыч, под сиденьем - может, завалялось чего...
Тот порылся в сене и обнаружил бутылку.
– Первачок?
– спросил с усмешкой.
– Медовуха, - со знанием дела пояснил Непрядов.
– Дед её по каким-то старым монастырским рецептам делает - такая штука, что крепче спирта и нежнее крымского муската.
Непрядов натянул вожжи, и сани остановились. Он извлёк из-под сиденья заранее припасённые стаканы и свёрток с пирожками.
– Хитрец, - Колбенев отступчиво погрозил пальцем.
– А ну тебя, - Егор нетерпеливо махнул рукой.
– Да разливай ты, пока не окочурились.
И Вадим принялся деликатно, чтобы не слишком помногу, разливать медовуху.
Звякнув стаканами, они дружно глотнули ароматной, терпкой жидкости. Потом отпробовали пирожков, испечённых к свадьбе Катиной бабкой.
Подкрепившись и немного захмелев, Егор резво вскочил на ноги. Счастливо улыбаясь, огляделся: кругом вековые ели, непролазные снега глухомань такая, что лешему впору появиться.
– Мать моя, ну до чего же хорошо, - восторженно произнес, закидывая руки за голову и вальяжно потягиваясь.
– А ведь совсем недавно ничего ж этого не было. Куда ни глянь - голое море, в полнеба волны, ветрище как с цепи сорвался...
Егор, не совладав с искушением, выскочил из саней и шлепнулся в сугроб. Он лежал на спине, широко разметав руки, и весело, бесшабашно хохотал, пугая лесную тишину.
– Давно хотел тебе написать, - сказал Колбенев.
– Есть одно интересное предложение, которое меня очень интересует. Быть может, в скором времени оно повлияет на всю мою дальнейшую судьбу.
– Неужели женишься?
– предположил Егор.
Зажмурившись, Вадим покрутил головой: мол, не угадал...
– Перехожу на партработу, - и пояснил, немного возвышенно и серьёзно: - В этом я вижу смысл всей моей дальнейшей жизни.
Егор молчал, с удивлением осмысливая услышанное.
– А Кузьма решительно против, - дружок вылез из саней, разминаясь. Считает меня отступником. Всё время твердит, что я чёрствый, как ржаной сухарь в солдатском мешке, что людские души и сердца мне якобы доверять вредно, - он схватил Непрядова за плечи, вытягивая из снега.
– И ты так считаешь?
– Нет, я так не считаю, - сказал Егор.
– Но при том условии, если останешься на лодке, а не воспользуешься случаем перебраться на берег. Мы всё ж подводники.