Обитель подводных мореходов
Шрифт:
– Не вздумай, котёнок, и на самом деле отцепить, - забеспокоился Егор.
– Даже ангелы крылья ломают...
– Я не сломаю, - успокоила она, - я заговорённая.
И Егор почувствовал её удовлетворённую, тихую улыбку.
– Но всё же, всё же, - предупредил он, тревожась за любимую.
– До чёртиков не хочется, чтобы ты уезжал, - с грустью призналась она, меняя тему разговора.
– Ты боишься, что мы долго не увидимся?
– Боюсь, - призналась она.
– Не за себя - за тебя боюсь... из-за твоего проклятого моря.
– Оно доброе. Я вас обоих на всю жизнь люблю.
– Как, уже соперница?!
– деланно возмутилась Катя.
– Не потерплю!
Они оба засмеялись, теснее прижимаясь друг к другу. Это была их ночь, и она стоила того, чтобы потом целый год мучиться в разлуке, предвкушая повторение заветного свидания.
На другой день гости начали разъезжаться. Первым заторопился в дорогу Вадим, а следом за ним отправились на станцию и Катины родители. У всех нашлись какие-то неотложные дела и заботы.
О собственном отъезде Непрядов до поры старался не думать. На какое-то время Катя заполнила все его мысли. Целых три дня были они вместе: душа в душу, рука об руку, глаза в глаза... Встав на лыжи, подолгу кружили по заснеженным полям и перелескам. Катались вместе с Олёнкой на санках, лихо съезжая с пригорка к пруду. А по вечерам, как водится, чаёвничали в компании с Фролом Гавриловичем. Дед налюбоваться не мог ими обоими. Глаза его светились каким-то огромным внутренним удовлетворением, точно в своей долгой жизни он достиг предела желаемого. За столом он по-стариковски мудрствовал, поучая молодых, находя в этом истинное наслаждение. Катя внимала его отвлечённым проповедям серьёзно и даже чуть испуганно. Егор же посмеивался глазами: "Кажется, мог бы кое о чём поспорить, но так уж и быть, не сегодня..."
– Ведь что такое святое таинство семейных уз?
– резонёрски вопрошал дед, развалясь в кресле и поглаживая густую бороду.
– Это, прежде всего, лебединая верность друг другу до самого последнего мгновенья, до предсмертного вздоха, венчающего неизбежный конец жизненной стези. Впрочем, у Непрядовых верность всегда была в крови, такими уж мы рождаемся и такими умираем. Семья, она ведь, как и родина, должна быть неразменной.
"Всё верно, - размышлял Егор, слушая деда.
– Между нами не может быть никакого обмана, потому что всё у нас впервые... И так будет всю жизнь".
22
Перемены в жизни Егора случались разные. Об одних он догадывался и в душе заранее был к ним готов, другие же обрушились как снег на голову, вовлекая в круговерть событий и не давая опомниться. Всё что угодно мог предположить, только не отстранение Жадова от командования лодкой и назначение на его место Виктора Теняева. Егор этому известию так обрадовался, что не мог скрыть своего восторга, представляясь новому командиру по случаю возвращения из отпуска.
Виктор Ильич, казалось, ничуть не изменился, взойдя на командирский мостик. По отношению к подчинённым Теняев не сделался менее требовательным, строгим, как не стал и менее доброжелательным, простым и доступным. Это был всё тот же Виктор Ильич, которого в экипаже знали, побаивались и любили. С его назначением в экипаже как-то сама собой исчезла прежняя напряжённость, которая во многом исходила от прежнего командира. Впрочем, Жадова старались забыть, не поминая ни добром, ни худом. Лишь прошёл как-то слух, что его перевели на другой флот с понижением в должности: случившееся ЧП для него не прошло бесследно. Подплав тем и хорош, что его могучий организм самоизлечивается глубиной. Со временем неминуемо отторгается всякое инородное тело. Давлением нормальных человеческих отношений оно выталкивается на поверхность, и течение жизни плавучим мусором прибивает его к берегу.
Пока Непрядов находился в отпуске, неотложных дел в его заведовании накопилось с избытком. Лодка только что вышла из ремонта, и предстояло в спешном порядке сдавать курсовые задачи, чтобы поднять вымпел к началу весенней навигации. Занятия и тренировки следовали почти непрерывно, а в промежутках надо было успеть многое другое, без чего в море тоже никак не обойтись. Егор дотошно проверял, как после основательной переборки ведут себя механизмы и приборы, выколачивал на складе запчасти, которых вечно не хватало по отсечной описи. Корректировкой штурманских карт приходилось заниматься уже в личное время, засиживаясь в канцелярии далеко за полночь и взбадривая себя крепко заваренным чаем. Здесь же в комнате падал на свою койку и засыпал мертвецким сном, довольный всем, что успевал за прожитый день сделать. Вновь у него служба шла как полагается: работу не искал и от работы не бегал. Дела же на корабле всегда найдутся, сколько ни делай их.
Теняев дал почувствовать Непрядову, что во всём доверяет ему, как это было при Дубко. И Егору не терпелось уже как-то проявить себя то ли на берегу, то ли в море - лишь бы Виктор Ильич убедился, как ценят его командирское доверие. Егор не сомневался, что примерно так же о Теняеве думали во всём экипаже. Разве что мичман Скогуляк явно жалел о случившейся перемене. Ему не взбрело в голову ничего лучшего, как подать рапорт с просьбой перевести его якобы по состоянию здоровья на берег. Толик Стригалов на радостях посулил даже вещи его "бесплатно" снести, как только узнал, что Теняев без колебаний удовлетворил эту просьбу.
В тот год весна не торопилась, застряв где-то на полпути от подогретого Сахарой Средиземного моря до окоченелой Балтики. На календаре значилась середина марта, а береговой припай всё ещё прочно схватывал ошвартованные у пирса корпуса лодок. В море туман, - как бельмо на глазу незрячего. Тяжелые тучи надёжно зашторили весеннюю синь. Лютый норд-ост временами гнал от скандинавских скал слепящие снежные заряды и плевал ими в лица моряков, работавших на погрузке. Отощавшее за зиму чрево теняевской подлодки жадно насыщалось боезапасом для торпедных аппаратов, топливом для дизелей и провиантом для камбуза. Со дня на день синоптики обещали перемену погоды и улучшение видимости.
Пока на лодку не прибыл новый помощник, Непрядову поручили следить за ходом погрузки. На него свалилась прорва забот, о которых он прежде имел весьма относительное представление. Пришлось то и дело мотаться между лодкой и береговой базой, выколачивая у прижимистых интендантов необходимый запас свежих простыней, наволочек, хозяйственного мыла, ветоши. Всё это полагалось разместить по разным закуткам, несмотря на упорное сопротивление старших по отсекам, уверявших, что у них и без того все шпации забиты до предела.
Егор даже с облегчением вздохнул, когда по трансляции дали команду "корабль к бою и походу приготовитъ". Решил, что всем его мучениям приходит конец и можно будет вновь заняться привычными штурманскими делами.
Правда, все волнения с лихвой компенсировались известием, что пришёл приказ о досрочном присвоении Непрядову звания старшего лейтенанта. Об этом ему сообщил вернувшийся из штаба Теняев и первым от души, крепко пожал своему штурману руку. В море Егор выходил уже с ощущением на своих плечах приятной тяжести третьей звёздочки.