Обитель зла
Шрифт:
«Я не справлюсь с этим», – подумала она, тем не менее принялась за работу.
Она сняла постельное белье и, стараясь не прикасаться к засохшей крови, затолкала его в мешок. Только сейчас она заметила, что подушки тоже пропитаны кровью и покрыты пятнами. На минуту она задумалась, потом выбросила подушки и одеяло в окно. На матраце пятен не было – наверное. Сара лежала на одеяле, а не на простыне.
Значит, матрац выбрасывать не надо. Это облегчало дело, потому что Эльза не знала, как его вывезти отсюда.
При мысли о том, что
От горячей воды засохшая кровь размокла, и тряпка, которую Эльза постоянно выполаскивала, окрасила воду в коричневый цвет. Ей было противно опускать туда руки и пришлось снова и снова бегать в кухню, чтобы поменять воду.
Она оттирала все как одержимая. Кровать, пол, стену. Любые, даже самые крохотные брызги крови она терла так, словно от их исчезновения зависела ее жизнь.
С какого-то момента она уже не помнила, сколько раз меняла воду. Она использовала все, что только смогла найти в доме. Она поливала стену из камня, добавляла средство для мытья посуды в воду и оттирала кровать неразведенным универсальным очистителем.
Она была словно пьяная. По ее спине стекал пот, волосы прилипли ко лбу. Уже исчезли даже мельчайшие следы крови, но она продолжала работать как заведенная.
Удар грома прекратил это сумасшествие.
Только сейчас она заметила, что на улице стемнело. Черные тучи, нависшие над домом, закрыли луну. Снова прогремел гром, и вслед за ним небо озарила молния, на долю секунды залившая лес призрачным светом.
«Я не смогу вернуться! – Эта мысль пронзила ее, как отравленная стрела. – В такую грозу я не пройду через лес! Придется остаться здесь и подождать, пока закончится гроза. О боже!»
Страх ледяной рукой сжал ее сердце.
Он с трудом пробирался через лес. Это был не дождь, а настоящий потоп. Потоки грязи текли по дороге, вырывались из-под кустов и преграждали ему путь. Вода била ему в лицо. Он вымок до нитки, но не чувствовал холода, даже когда ветер свистел ему в уши и продувал мокрую одежду.
– Тихо, тихо – и в дорогу, – шептал он, зная, что то, что он собирался сделать, было правильным.
Луна не светила. Воздух был словно непрозрачная липкая каша. У него с собой был карманный фонарик, но он не включал его, полностью полагаясь на интуицию, и на ощупь, как лунатик, пробирался через чащу.
Эльза слышала, как по крыше барабанил дождь. Вместе с громом он перекрывал даже шум леса, что внушало еще больший страх. Вдруг она вспомнила, что не закрыла дверь, и со всех ног бросилась вниз. Ключ торчал снаружи. Она вытащила его и заперлась изнутри. Проверила, закрыто ли окно кухни и маленькая форточка в чулане, и снова поднялась на второй этаж.
В руке она сжимала ключ. Так крепко, что он врезался в ладонь. Она как раз раздумывала, куда бы его понадежнее спрятать, как вдруг страшный удар грома потряс дом. Молния, озарившая комнату, напоминала голубой огненный шлейф. Раздался оглушительный треск, и дом погрузился в темноту. Эльза затаила дыхание. Она на ощупь нашла настольную лампу и щелкнула кнопкой, но все без толку. Электричества не было. А она даже не знала, есть ли в доме зажигалка или спички.
Дождь шумел в кронах деревьев, и Эльза слышала, как вода стучит по окнам дома. Но она ничего не видела. Даже собственных рук.
«О Господи, – подумала она, – помоги мне!»
82
– Ты еще дышишь? – спросила Тереза, заходя в спальню.
Энцо не издал ни звука. Он лежал с закрытыми глазами на спине, сложив руки на груди.
– Барометр упал, – сказала она, снимая чулки и нижнее белье и надевая ночную рубашку. – Погода ужасная. На улице бушует гроза, дождь льет как из ведра… Начинается ураган. Может, я закрою ставни на окнах? Или будет слишком темно, когда ты утром проснешься?
Энцо снова ничего не ответил. Тем громче вздохнула Тереза.
Она влезла в домашние тапочки, открыла ящик тумбочки вытащила блистер с таблетками и выдавила из фольги ли штуки.
Раздался грохот.
– Это горшок с геранью. Упал с парапета, – расстроенно сказала она. – Я выйду на улицу, поставлю цветы на пол, а то за ночь ветер все сметет вниз.
Она была бы рада, если бы Энцо хотя бы вздрогнул, но его лицо осталось неподвижным и застывшим.
Тереза набросила халат и вышла из спальни.
«Если он этой ночью навсегда закроет глаза, я плакать не буду. Его молчание хуже, чем смерть», – подумала она спускаясь по лестнице, и ей тут же стало стыдно.
– Санта Мария, Мадонна миа, прости меня! – прошептала она. – Нельзя так думать, но это же правда.
На террасе ветер распахнул ее халат, и Терезе стало ужасно холодно. Так быстро, как только могла, она поставила горшки с цветами на землю и снова выругала Энцо. Обычно он выполнял всякую неприятную работу. Он выходил ночью на улицу, если где-то кричало животное, если лаяла собака или в деревне вдруг взвывал мотор автомобиля. Он знал, как быстро у Терезы мерзнут ноги и простуживается мочевой пузырь.
«У меня никого нет. Я одна! – подвела она итог. – В старости никто не будет помогать мне. Пресвятая Дева, что же делать?»
Она вернулась в дом и тщательно заперла дверь.
Она поднялась по лестнице и, проходя мимо комнаты Эди, машинально открыла дверь, чтобы посмотреть, спокойно ли он спит.
В комнате царила странная тишина, потому что Эди обычно негромко похрапывал во сне.
Тереза остановилась и прислушалась. Ничего. В комнате был застоявшийся воздух, слегка отдававший старым потом. Она нащупала настольную лампу, стоявшую сразу же справа на старой швейной машинке, и включила ее. Лампа давала приглушенный желтоватый свет, но его было достаточно, чтобы осветить комнату.