Обитель зла
Шрифт:
— Раскинь-ка лучше карты для себя. Может, там и тебе кое-что уготовано.
Пассажир не обиделся на агрессивный тон Красавчика. Он вздохнул и перевел взор в парижскую «Геральд». А чего ему обижаться, реакция Красавчика оказалась в точности такой, как он и ожидал.
— Ну что ж, дражайший, понадоблюсь — вы знаете, где меня искать. В каюте 42А.
Замечание пассажира вызвало в мозгу Красавчика вспышку: багажная метка на его сундуке. Он подавил ругательство, закрыл глаза, попытался успокоиться. Когда Шерман снова открыл глаза, он невольно уставился на башмаки незнакомца. Тупые башмаки… Тупые брюки тупого костюма… Проклятая тупая морда… Но он один. Почему он один? Эта публика водится парами. В отпуск ездил? Эта публика не ездит в отпуск за три тысячи миль, кишка
Сосед уставился в растянутую между ладонями газету, Красавчика вообще не видел… Только читал он сейчас не «Геральд», а этикетку прачечной на рубахе Красавчика, неприятно подмокшей от нервного пота! «Федерал? Городской? Черт его знает! Да нет, на федерала не тянет. А какого черта он передо мной раскрылся внаглую?» — возмутился Красавчик. И внутренне себя поздравил: «Значит, едешь ты не только с трупом в сундуке, а еще и с копом на соседней койке. Прелестно!» Красавчик вышел из купе, наведался к сундуку. Выходя, бросил взгляд на соседа. Тот по-прежнему сверлил глазами дырку в странице. Гм, нормальный человек обычно провожает взглядом выходящего…
С сундуком все было в порядке. Красавчик постоял в тамбуре, выкурил сигарету. Поезд несся на северо-запад. Пепел сигареты упал на сундук — как горсть земли на гроб. В ювелирном салоне на Рю-де-ла-Пэ, вероятно, уже хватились пропавшей сотрудницы, названивали домой, выясняли. А может, и покупатель какой-нибудь на его муляж за номером 29 нашелся… Хотя, глядишь, он и месяц пролежит без внимания, если повезет.
Красавчик исполненным достоинства шагом вернулся в купе, сел, при помощи карманного складного ножа очистил ногти. Через полчаса снова вышел проверить. Ох, далеко еще до Шербура! Третья инспекция принесла неприятный сюрприз. На сундуке сидела какая-то мелкая потаскушка, бодро жевала сэндвич. Что в этом страшного? Но Шерману почему-то не понравилось. Девица одарила Красавчика широкой улыбкой, но он не торопился отвечать ей тем же.
— Эй, слезай живо! Расселась тут, крошки повсюду.
Девица не стала спорить.
— Пардон, мсье президент! — расшаркалась она, спрыгнув на пол и не переставая улыбаться.
Не замечая ее улыбок, он отправился к проклятому шпику в купе. Уж лучше с ним общаться, чем с этой…
Наконец за окнами замаячил Шербур. Поезд еще не замедлил бег, а Красавчик уже дежурил возле своего походного гроба. Поезд подкатил к двухэтажному причалу. Друг-кондуктор завершил свою многотрудную задачу не замечать присутствия сундука и поспешил к следующему тамбуру. Красавчик высунул голову и обнаружил, что теперь задача упростилась. Ему больше не нужен француз-посредник, команда судна уже выстроилась вдоль платформы, готовая помочь пассажирам с ручным багажом. Один из матросов — или как они там называются — подскочил к Шерману.
— Погоди немного, — попросил его Красавчик. Надо пропустить пассажиров.
Пассажиры покинули вагон. Все, кроме шпика из его купе.
А вот и третий барьер — и, надо признать, высокий.
— В каюту? — почесал затылок морской волк. — Да что вы! Ни в какую каюту не влезет. Только в трюм.
Потекли драгоценные минуты. К торгу присоединились еще два члена экипажа, подошел офицер — и никакого толку.
— Ну хоть на денек, — взмолился Красавчик наконец. — Я его разгружу, рассортирую, а потом в трюм, на здоровье. — Красавчик раскуривал сигареты одну от другой и, не докурив, вышвыривал. Естественно, он снова взмок.
— К сожалению, это невозможно, — отрезал офицер. — Трюм мы загружаем не через верхнюю палубу, а через бортовые люки, и в море перегрузки не допускаются.
Неожиданно Красавчик получил поддержку.
— Слушайте, ребята, этот парень при мне, а мне есть что сказать. Вы не хотите тащить эту штуку в каюту, потому что она стеснит соседа? Сосед — я, и плевать мне на удобства. Тащите в каюту.
4
Красавчик не оборачивался. Он и затылком видел, что произошло за его спиной, почему этот грубый голос оказался столь убедительным. Судовые трудящиеся ни словом не возразили. Они вообще не пикнули. И не надо было вертеть головой, чтобы всматриваться, что он там такое интересное им показывает. Бляху, конечно! Звезду свою коповскую!
Чего бы не отдал теперь Красавчик, чтобы сбагрить свой импровизированный гроб в трюм! Поздно. Он сглотнул, не оборачиваясь, не благодаря. Так чувствует себя связанный по рукам и ногам, когда на грудь ему сваливается гремучая змея.
Красавчик выскочил, матросы запрыгнули в тамбур. Шерман поплелся к трапу предъявлять билет, чувствуя, как сосед шагает рядом.
— Чего это ради? — процедил Красавчик сквозь зубы голосом весьма неприязненным.
— Жест великодушия. — В ответе звучала явная насмешка, если не издевка. — Могу и с таможенной декларацией помочь…
Красавчик споткнулся, хотя непонятно, как это ему удалось на абсолютно ровном покрытии пирса. Чтоб ему издохнуть, этому легавому!
Офицер у трапа проверил паспорт, билет. Красавчик окинул взглядом палубные надстройки. Судно называлось «Америкен Стейтсмен». «Ну, хорошего тебе плавания, — пожелал себе Красавчик саркастически. — Встретят тебя как родного. Этот коп теперь меня из своих когтей не выпустит».
Сундук пролез по трапам и коридорам, но, как говорят, со скрипом, едва-едва. В каюте он, разумеется, ни под какую койку поместиться не мог. Койки вытянулись вдоль двух стен, в третьей была устроена дверь, а четвертую занимал складной умывальник. Сундук саркофагом замер в середине каюты, превратившейся как бы в обрамление этого монументального сооружения.
То, что его сосед, сложением не хрупкий, примирился с таким стеснением личной свободы, вызывало у Красавчика зубную боль. У иных из этих паразитов какое-то чутье, шестое чувство на преступление. Шерман ощутил на шее удавку. Срочно, срочно нужно что-то предпринимать! Лето, июль, жара, и их двое с этой мертвой куклой в тесной каюте…
Красавчик закинул удочку насчет перемещения сундука в трюм — пустой номер! Хотя это была бы лишь отсрочка, как будто из голого пламени он перепрыгнул на раскаленную сковородку. Сундук пришлось бы снова вытаскивать на палубу, оттуда стаскивать на пирс и толкать в трюм. Да и времени уже не оставалось. Своими капризами Красавчик добился того, что команда уже шепталась о нем. На него тайком показывали пальцем. Сосед где-то задержался, но чемоданы его прибыли, и Шерман впился в ярлыки: «Е. М. Фаулер, Нью-Йорк». Красавчик глянул в иллюминатор и уличил себя в еще одной ошибке. Он купил место на палубе А, средней из трех, как раз под прогулочной. Купил бы С — и не было б забот! А здесь вместо забортной воды под окном чисто выдраенная палуба. Откуда ж ему было знать, что обратно он попрется с трупом! А на ее денежки ему захотелось купить лучшее, не экономить, не отказывать себе. И теперь ему придется волочь ее на себе по всему коридору, по лестнице, да еще по нижней палубе. Красавчик пыхтел от натуги, лихорадочно соображая. Сменить каюту! Оторваться от этого бульдога. Наверняка кто-то не смог поехать, отказался в последний момент, всегда так случается.
Всегда, но не когда ему в этом нужда. Пассажирский помощник, готовый услужить, раскрыл перед ним свою книгу, и у Красавчика Шермана уже отлегло от сердца, но вдруг офицер как будто что-то вспомнил.
— Мистер Шерман, 42А?
Красавчик кивнул.
— К сожалению, ничего не могу сделать. Придется вам остаться на месте.
Спорить бесполезно. Фаулер и здесь уже помахал своей бляхой. Он предусмотрел этот ход и заблокировал его. Провидец-ясновидец, дьявол ему в глотку! Но не может же он знать, что у Красавчика в сундуке… А с чего тогда все эти манипуляции? Простое подозрение, подстегнутое дурацкой возней Красавчика с сундуком при посадке в поезд? Чертовы ищейки любую встречную задницу примеряют к электрическому стулу. Что ж, Красавчик, за что боролся, на то и напоролся. Но пусть этот проклятый плоскоступ не радуется прежде времени, еще посмотрим, кто кого!