Облачно, с прояснениями
Шрифт:
Однажды, вскоре после их переезда, он постучался ко мне. Спросил:
— Не знаете, где находится ближайшая ветеринарная лечебница?
— На Трубной улице, — ответила я. — А что случилось?
— У нас со щенком ЧП.
— Со щенком? Каким щенком? Вы как будто бы переезжали без всяких щенков?
— Он появился позавчера. Утром Ляля нашла его в канаве возле дома.
— Ну, и что же?
— Ничего. Принесла домой, тут же нарекла Редькой.
— Редькой? Что за странное имя!
— Дело в том, что щенок весь черный, кругленький, как шарик, а головка у него белая. Ляля считает, очень похож на самую обыкновенную
— Чем же болен этот ваш Редька?
— Он слопал весь мой запас раунатина.
— Раунатин?
Я не знала, что это такое: стиральный порошок, или краска для пола, или еще что-то в этом роде…
Улыбка его стала шире:
— Счастливая, вы не знаете, что такое раунатин. Впрочем, полагаю, что со временем узнаете. Это лекарство, понижающее давление. И щенок съел целых двадцать пилюль этого самого раунатина.
— Надо срочно промыть желудок, — сказала я.
— Вот я и собираюсь это сделать, — ответил старик. — Хочу поехать вместе со щенком в ветеринарную поликлинику…
Он не докончил. В открытую дверь ворвалась Ляля.
— Дедушка, — торопливо начала она. — Редька зевает и не хочет пить молока!
— Ну, что я вам говорил? — спросил дед. — У нее, видно, разом упало давление.
— А это очень плохо? — переспросила Ляля.
— Плохо, — ответил дед. — И собаке плохо, и мне, потому что она проглотила весь мой паек. Ладно, не будем терять время. Сейчас беру твою Редьку и еду с нею на Трубную. В ветеринарную поликлинику. Пусть помогут чем сумеют.
— Дедушка, я с тобой, — сказала Ляля.
— Что ж, едем, — сказал дед.
Глянул на меня:
— Поскольку мы соседи, то меня зовут Алексей Кириллович.
Я назвала себя.
— А я Ляля, — сказала Ляля.
Мне показалось, что ее маленькое смуглое лицо, озаренное блеском светлых глаз, походит на лицо деда, тяжелое, немного костистое, с морщинками на лбу и щеках.
Вечером я пришла к ним. У них было две комнаты, в одной книги, всюду — на столе, на подоконнике, на широких, видимо, самодельных книжных полках. Во второй комнате, немного поменьше, было почти пусто — обеденный стол, в углу маленький столик, на нем игрушечная посуда, надувной крокодил, возле окна диван. И все. На стене фотография молодой женщины. Пышные волосы по плечи, игриво прищуренные глаза. Ляля решительно не похожа на нее, и все же я угадала, это ее мать.
Едва я вошла, как ко мне кинулся угольно-черный щенок с белой головкой и белым хвостом, ткнулся мокрым носом в мою ладонь, легонько ударил лапкой и отскочил в сторону.
— Правда прелесть? — спросила Ляля.
— Еще бы! — ответила я. — Как, сделали промывание?
— Конечно. Доктор сказал, что в самый раз привезли: еще бы два-три часа, и была бы катастрофа!
Она тщательно выговорила это, должно быть, еще новое для нее слово: «ка-та-стро-фа».
Так я познакомилась с моими соседями, а впоследствии подружилась с ними. Овдовев года три назад, старик задумал было жениться на вдове старого своего товарища, но тут случилось непредвиденное: его племянница разошлась с мужем, влюбилась в другого, а этот другой был согласен на все, но с одним условием: чтобы девочка жила отдельно от них. И тогда племянница умолила дядю, единственную свою родню, взять дочку к себе. Отец девочки уехал далеко на Север, по слухам, там женился и не собирался в скором времени возвращаться на Большую землю. И дядя оставил всякие мысли о женитьбе, а ее мать вместе с новым мужем уехала на юг, к Черному морю; у молодожена оказались слабые легкие, и ему был предписан врачами благодатный морской климат.
Ляля была теплым, отзывчивым ребенком, ко всем окружающим относилась доброжелательно и открыто, но больше всего она была привязана к деду.
Как сейчас вижу, идут они по улице, он высокий, слегка сутуловатый, острые, худые плечи, черное длинное пальто, седеющие волосы открыты (он никогда, ни в какую погоду, не носил ни шляп, ни шапок) и маленькая тоненькая девочка старательно шагает рядом с ним. А впереди бежит Редька, черная, с белой головкой и белым хвостом; пробежит вперед, обернется, глянет, здесь ли хозяева, и снова вперед.
Сколько воды утекло с тех пор…
Вот уже старенькая, сильно потолстевшая Редька, тяжело переваливаясь на ревматических лапах, идет возле своего старого хозяина. Хозяин ее тоже заметно изменился: весь белый, еще более худой, морщины на его лице, кажется, стали глубже, рельефней.
А Ляля… Ей уже семнадцать, она в десятом классе. Высокая (они теперь все высокие — век акселерации), короткие темно-русые волосы, вздернутый нос и неожиданно светлые на смуглом, как бы постоянно загорелом лице глаза.
Пока что я — ее главный поверенный. Несмотря на разницу лет, Ляля относится ко мне так, будто я ее подруга и ровесница.
Я ей как-то сказала, что люди любят делиться секретами со случайными попутчиками, потому что больше им не встретиться. Но, если доведется вдругорядь повстречаться, не простят собственной откровенности и будут злиться на того, кому поведали свои тайны…
— Вы для меня не случайный попутчик, — возразила Ляля.
— И все-таки очень тебя прошу, не разозлись на меня за свою откровенность…
— Не разозлюсь, — пообещала Ляля.
Впрочем, какие уж такие тайны она мне поверяла? В общем-то, пустяки, ничего важного, значительного…
Ляля учится во второй смене. День ее начинается с того, что она обегает этажи и подъезды.
Дед говорит:
— Пошла разносить кефир…
Два раза в неделю Ляля утром покупает хлеб, молоко и ряженку старухе Агаповой с третьего этажа, у которой уже несколько лет как отказали ноги, потом идет гулять с собаками, берет свою Редьку, а заодно Жульку и Тарасика, дворняжку и лаечку из соседних квартир, на шестом и втором этажах. Жулькины хозяева — их двое, муж и жена Колотырины, — невероятные копуши: встают за два часа до работы и все равно ухитряются, как они сами признаются, почти что опаздывать к началу смены. Может быть, потому, что оба одинаково медлительны, они не раздражают друг друга. Работают они на кондитерской фабрике «Марат».
Жулька — собачка терпеливая, должно быть, понимает, что хозяева ее никак не могут отыскать десять минут, чтобы погулять с нею; Жулька всегда слышит, как Ляля бежит по лестнице вниз, и начинает немилосердно лаять и радостно визжать.
Хозяйка Тарасика — белой лаечки с острыми ушками, — бледнолицая, томного вида дама, обладающая странным именем Сергиана, по-моему, просто-напросто ленится рано вставать.
Еще Ляля занимается с пятиклассником Петькой Симагиным, это ее общественная работа, от которой, прямо скажем, она могла бы легко отказаться — как-никак весной ей заканчивать школу, учиться в десятом классе не просто.