Облачные замки
Шрифт:
По мраморному полу забегали босые ноги, и мы оказались в окружении теплых, наполовину обнаженных тел. Девушки поспешно нацепили на себя одежду, по крайней мере большинство из них, хотя некоторые и были в трусиках; мужчины же, все как один в рубашках и носках, имели потрепанный вид и смотрели вокруг себя остекленелыми, непонимающими глазами. Кто-то сунул мне под нос руку и щелкнул маленькой хлопушкой. Почувствовав сладковатый привкус амилнитрата, я быстро отошел прочь, вызвав раскаты хохота. Инга-Луиза одобрительно мне улыбнулась.
Затем они скрылись, повалив вниз по лестнице, ведущей, по-видимому, к закрытому бассейну – судя по вскрикам и всплескам. Один или двое, однако, не последовали общему примеру и скрылись в другую дверь, находившуюся прямо передо мной. Инга-Луиза, бросив на меня озорной и в то же время простодушный взгляд, слегка приотворила дверь, чтобы посмотреть, что там происходит. Мы переглянулись и хихикнули.
– Вот это зрелище! Надеюсь, они не переборщат с травкой, а то завтра утром придется отсюда вынести несколько трупов. – Она снова одарила меня своим слегка дразнящим одобрительным взглядом. – Герр Ratspraesident не потакает подобным шалостям?
– Ну, я иногда очень даже не прочь пошалить. Но меня интересуют другие вершины, настоящие. Я верю, что, покоряя их, я дольше останусь молодым.
Она улыбнулась и, взяв с подноса у слуга бокал в форме тюльпана, наполненный шампанским, подала его мне:
– Герр Ratspraesident выглядит моложе, чем я себе представляла, особенно для человека, который столь многого достиг. Это очень ценное качество для мужчины.
– Ну, герр барон выглядит не хуже меня. Вы, должно быть, очень о нем заботитесь.
Она улыбнулась, и на ее щеках обозначились ямочки, но улыбка ее была невеселой.
– Слава Богу, уж что-что, а заботиться о себе он умеет даже слишком хорошо.
– Я и не сомневаюсь, – усмехнулся я.
Однако я невольно задумался, было ли выражение ее лица вызвано недостаточным знанием английского, или она хотела меня ненавязчиво предупредить, чтобы я был осторожен и следил за тем, что происходит у меня за спиной. Очень мило с ее стороны, но я и сам не лыком шит. С тех самых пор как я начал иметь дело с бароном фон Амернингеном, я сразу понял, что, несмотря на всю его панъевропейскую брехню, круг его интересов сводился главным образом к нему самому, ведь в этом человеке главным был инстинкт самосохранения. Мой добрый друг Дейв однажды заметил, что таких попробуй раскуси. Думаю, он был прав.
Я все смотрел, не идет ли Лутц, но на это и намека не было, и Инга-Луиза вела меня, казалось, в какое-то потайное место. Мы прошли по огромному дому, то и дело натыкаясь на оргии местного масштаба, и направились к тому, что, наверное, являлось черной лестницей. По ней мы поднялись на два этажа, и там оглушительный шум дискотеки напоминал о себе только легким подрагиванием пола под ногами. Впереди виднелись еще двери, не такие огромные, как дверь в танцевальный зал, а тяжелые и по-деловому безыскусные. Швейцары, прохлаждавшиеся перед ними на стульях, повскакивали с них, завидев нас. Да нет, не были они похожи на швейцаров – скорее на тех бугаев, которые стояли на страже у ворот, но если те хоть пытались соблюдать приличия и быть любезными, то у этих вид был совершенно бандитский: носы картошкой и надорванные, как у борцов, уши; поросячьи глазки горели злорадным огнем. Инга-Луиза передала меня на их попечение, улыбнулась, как будто извиняясь, и, сказав: «Дальше я не хожу» – удалилась, лукаво и немного натянуто усмехнувшись. Я слышал, как шум ее торопливых шагов, стихая, раздавался по коридору, и мне показалось, что ей хочется скрыться на лестнице прежде, чем двери откроются.
Когда же они наконец открылись, меня чуть не постигло разочарование. После блеска и движения бомонда внизу это убежище выглядело до абсурда умиротворенно: спокойное общество, которое, кроме тихого журчания беседы, никаких звуков не производило. Впрочем, когда я присмотрелся повнимательнее, обстановка показалась мне несколько странной: хоть беседа и была чинной, самих беседовавших таковыми назвать было нельзя. Когда двери за мной закрылись и один из слуг взял мой пустой бокал и дал взамен полный, я нос к носу столкнулся с парочкой типов с глазами навыкате, напоминавших рок-музыкантов: вандалы средних лет и непонятного пола, с выкрашенными в два разных цвета волосами, одетые в плотно облегавшую одежду с кружевами, сквозь которую отчетливо проступали толстые животы. То, что, вероятно, являлось женщиной, уставилось на меня обведенными черным карандашом глазами и спросило писклявым голосом на кокни, на каком говорит средний класс:
– Все, кто на Брок , на борту?
Я улыбнулся бессмысленной улыбкой, отошел и тут же наткнулся на какого-то высокого, верблюдоподобного субъекта, невидящим взглядом озирающегося по сторонам и щиплющего пальцами свои обвислые усики. Должно быть, это Лино Мортера, один из членов нашего совета директоров в Италии – причем один из самых моих нелюбимых. Был здесь и маленький толстый Понтуа. Он яростно жестикулировал, обращаясь к парочке здоровенных старых греховодниц, которым улыбалась карьера шкиперов русского тралового флота или бельгийских телохранителей. Я ни с тем, ни с другим знакомым общаться ничуть не желал, а потому поспешил укрыться в другом конце комнаты. По пути я то и дело натыкался на очередных дельцов, которых смутно припоминал после презентации, на сильных, властных женщин с холеной внешностью телевизионных продюсеров или директоров компаний и их чуть менее холеных коллег, занятых, вероятно, преподавательской деятельностью. Неподалеку в одиночестве стояла высокая длинноногая женщина, и я поспешил воспользоваться услышанной репликой для начала разговора:
– Ну что, все, кто на Брок, на борту?
Она как-то очень странно посмотрела на меня:
– Verzeih'n – ah. Dem Brocken. Ja, dauert's nicht lang. [23]
Голос у нее был низкий, печальный. И все же, произнося эти слова, она прикрыла глаза и слегка облизнула губы. Было такое ощущение, что она вот-вот задрожит.
Брокен! Так вот они о чем говорили! Я-то знаю, что это за место; я там был. Гора в Гарце, причем, если мне не изменяла память, на самой границе с бывшей ГДР, и отсюда до нее путь неблизкий. Но мне казалось, что я еще где-то слышал это название, и при мысли об этом в голове моей стали собираться тени.
23
Простите? А! На Брокен. Да, не надолго (нем. ).
– Послушайте, – настойчиво продолжал я, – об этом Бро…
Она резко отвернулась, прижалась лбом к стене и оттолкнула меня, когда я попытался к ней приблизиться. Я тихонько отошел, чтобы не привлекать внимания, оставив позади парочку немецких длинноволосиков, споривших о театральном искусстве и пластике форм, и нашел себе пристанище среди относительно нормальных типов, в основной массе представленных перегулявшими модными бездельниками вроде прожженных университетских выпускников, которые тусовались внизу. Они пыхтели и потели в своих тесных воротничках и обсуждали недостатки своих брокеров, а также излагали собственные дурацкие мысли по поводу положения дел на рынках. Я уже влез было с небольшой порцией элементарной экономики, но тут на меня обрушились две худосочные женщины лет около сорока, с горящими нервными глазами, одетые в фантастически дорогущие джемперы из полиэстера и по очереди смолящие гигантскую сигарету с травкой. Одна наклонилась ко мне и сказала по-английски с придыханием:
– Я вас знаю. Вы капиталист, nicht wahr? [24] Знаешь, Путцерль? Он из статьи – человек, заставляющий посылки думать.
Они оценивающе посмотрели на меня блестящими от злорадства глазами и захихикали.
– Чем вы собираетесь здесь торговать, герр Капиталист? – осведомилась другая.
– Своей задницей! – предположила первая, и обе завизжали от восторга.
– Нет, – холодно парировал я, – вашей.
Следившие за разговором мужчины оживились.
24
Не так ли? (нем. )