Облачные замки
Шрифт:
Но они не прекращали стрельбу. Тень, похожая на акулу, скользнула через тропинку перед нами, совсем недалеко от холма. Я взглянул вверх, попытался подать сигнал и понял, что смотрю прямо в посверкивающие зловещим блеском дула орудий, торчащие из обоих бортов гондолы. Вскрикнув от неожиданности, я буквально вжался в седло; стволы исчезли за вспышками оранжевого пламени, земля и камни взрывались вокруг нас, но вот уже взрывы остались позади. Мы двигались слишком быстро для нападавших. Воздушный корабль чуть не врезался в скалу; пульс двигателя внезапно участился, превратившись в сплошной рев, а воздух наполнился пылью: они сбрасывали балласт. Корабль затормозил, резко развернулся и бешено закачался; моторы ревели и дребезжали. Я живо представил себе, как люди в гондолах спотыкаются, падают и катятся по полу. Я скорчил мстительную мину: несмотря на то что я не видел ни одного из нападавших, я не испытывал к ним особой любви. Такое нередко случается, если в тебя стреляют.
Дирижабль постепенно замедлял ход, с пыхтением огибая гору, готовый в любой момент продолжить атаку. Я потрепал коня по гриве, чувствуя приступ бессильной злобы. Значит, в быстроте спасения не будет; нужно искать укрытие. Насколько я помнил, по ту сторону перевала никаких укрытий не было, и вдобавок я очень сомневался, что мне удастся заставить огромное животное повернуть назад. Простая попытка управлять лошадью на такой скорости могла отправить нас под откос или вывести из равновесия, превратив в идеальную мишень. И тут впереди, за поворотом, выросли два огромных валуна, возвышавшиеся над тропой, подобно грубым изваяниям Стоунхенджа: шанс, причем существенный. Я дернул поводья и прошептал:
– Вперед, малыш! Спасай свою шкуру!
И он ринулся вперед. Я припал к взмыленной шее животного, слова мои перешли в бормотание. Я готов был поклясться, что конь отреагировал на несколько мгновений раньше, чем я, как будто он тоже все видел и понимал, – а может, так оно и было. Так или иначе, но скоро мы оказались у поворота. До спасительных камней оставались считанные шаги, но нависавший над нами темной тенью воздушный корабль начал спускаться, словно туча, начиненная смертоносными молниями.
И тут из-за камней появилась фигура, закутанная в монашескую рясу. Человек даже не взглянул на меня и взмахнул рукой, словно нанося пощечину. Этот жест, казалось, был исполнен такой мощи, что жеребец пронзительно заржал и встал на дыбы, рассекая воздух передними копытами. Я с трудом удержался в седле. Поведение коня было вовсе не удивительно, если принять во внимание то, что случилось потом. Земля у нас под ногами задрожала, в самом воздухе пошли завихрения и мерцания – так колеблется изображение в кривом зеркале. Затем сорвавшиеся с земли глыбы полетели одним бушующим потоком прямо на приближающийся воздушный корабль. Здоровенные камни проламывали обшивку гондол, барабанили по парусине, со скрежетом врезались и отскакивали от пропеллера. Дирижабль накренился и задрожал от ударов, того и гляди, какая-нибудь из каменных глыб могла попасть в бак с бензином. До меня донесся далекий звон бьющегося стекла. И снова взревели моторы, дождем посыпался балласт, и машина, раскачиваясь из стороны в сторону, пронеслась над тропой в пустоту. Раздался одиночный выстрел, и пуля ударилась в скалу в нескольких дюймах от головы моего нежданного спасителя, оставив на камне блестящую полосу. Незнакомец не обратил на это внимания – он стоял и провожал взглядом кувыркающуюся все дальше в небе машину, пилоты которой пытались усмирить ее, пока я пытался усмирить лошадь. Мне это удалось – и им, судя по всему, тоже, ибо гигантская машина остановилась и, поднявшись чуть выше, снова двинулась вперед. Я ожидал, что дирижабль полетит назад и даст ответный залп, но вместо этого он быстро пошел на снижение, пока наконец свод облаков не поглотил его. Я замер на мгновение, чувствуя, как расширяется и сжимается грудная клетка коня от судорожного дыхания. Конь потряхивал гривой и слегка вздрогнул, когда я погладил его: он еще не пришел в себя, да и неудивительно. Я выжидательно посмотрел на незнакомца. И тут пришел черед вздрогнуть мне. Я сглотнул, прежде чем смог выдавить из себя:
– Стриж! То есть я хочу сказать… Ле Стриж. Какого черта…
– Я здесь делаю?
Он все так же говорил в нос, и таким же остался его дребезжащий от злости голос. Однако сейчас на лице его играла улыбка. Перекошенная улыбка тонких губ, кислая, как недозрелая хурма, – и все же улыбка.
– Спасаю твою жалкую шкуру, мой мальчик. Я ведь исключительно этим и занимаюсь, когда ты поблизости, разве не так?
Я сморгнул. Что-то в нем изменилось. В холодном взгляде серых глаз была все та же властность, доводившая чуть не до одурения. Лицо его могло принадлежать любому из запечатленных в мраморе классиков – ученому, философу, священнику или отшельнику. Бледная кожа, изрезанная глубокими морщинами, тонкий, как лезвие, нос с широкими ноздрями и бескровная линия рта, практически без губ, над надменным, выступающим подбородком. Но жизнь, бурлившая под этими, казалось, застывшими чертами, превращала его в смертоносное оружие, грубое орудие, бьющее в цель и крепкое, как камень. Кто это – фанатик, сумасшедший, психопат? Так я подумал, когда впервые увидел его, но теперь я знал слово, подходившее куда лучше.
Некромант .
Опасный противник, смертельно опасный, если верить всему, что я слышал о нем. И все же, как ни удивительно, он переменился. Вместо потрепанного черного пальто с поясом он был одет в драную бархатную темную сутану. Седые волосы, которые раньше висели спутанными беспорядочными лохмами, теперь были перехвачены сзади изящным бантом из черного бархата и, кажется, даже напудрены. Старый негодяй выглядел как французский аббат восемнадцатого века. Но вместе с тем грязные борозды все так же покрывали это лицо отшельника, подчеркивая и без того глубокие морщины. На высоком лбу пудра лежала неровными серыми хлопьями, а в уголках глаз налипла маленькими желтоватыми комочками. От Ле Стрижа все так же ощутимо несло запахом затхлости и бродяжничества. Причем не я один чувствовал этот запах: конь тоже водил ноздрями. Даже бархатная сутана старика местами была покрыта лепешками доисторической грязи. Впрочем, я решил разговаривать вежливо и не нарываться.
– Хорошо выглядишь, – произнес я, и он едва заметно наклонил голову. – Полагаю, что всем этим, – я указал на коня, – я обязан тебе?
Он снова наклонил голову. Он что, пытается произвести хорошее впечатление?
– Я чувствовал своим долгом предоставить тебе подходящее средство передвижения. Дело в том, мой молодой друг, что я сейчас так же нуждаюсь в твоих услугах, как некогда ты в моих.
– Что? То есть, я хочу сказать, в чем?..
В его горле словно гравий зашуршал: он довольно посмеивался.
– Ах, не стоит беспокоиться: я не стал бы звать тебя ради чего-нибудь… имеющего отношение к потребностям высшего порядка. Но мне необходимы качества, которыми я сам больше не обладаю. Я теперь старик и быстро устаю. К тому же я не хочу, чтобы давнишний должок так и висел на тебе. Ведь это так неприятно! Я решил, что лучше…
– Постой-ка, о каком это долге ты говоришь?
Он укоризненно улыбнулся, но глаза его довольно блестели:
– Ну да, должок. Помнишь нашу первую встречу? Ты ведь не будешь отрицать, что я тебе тогда пригодился? И не один раз. Смогли бы вы найти прекрасную Клэр без меня? А догнать корабль волков? И как насчет моих драгоценных юных помощников, которые полегли ради тебя? Такое нельзя забыть. И ты, конечно же, не забыл!
– Разумеется, – произнес я, начиная волноваться. Когда я узнал, кем были эти «юные помощники», мне они стали являться в ночных кошмарах. – Конечно нет! Но ведь я отблагодарил тебя, если не ошибаюсь? И выплатил кругленькую сумму золотом!
– Очень щедро с твоей стороны, – отвечал старик своим высокомерным трескучим голосом. – Но смог бы ты за ту же сумму купить подобную помощь где-нибудь еще? Мой юный коммерсант, не все долги можно оплатить золотом. А то, что мне нужно сейчас, потребует от тебя лишь самых малых усилий. Я подумал, что лучше дать тебе возможность разделаться с этим долгом именно теперь. Честно говоря, я не ожидал даже самого слабого сопротивления! – Он скривился. – Не буду притворяться: меня такое ничуть не задевает. Но должен предупредить: я не вижу для тебя более легкого способа заплатить.
Конь вел себя беспокойно: ему не стоялось на месте и он в нетерпении мотал головой. Я нарочито старательно гладил и успокаивал животное, желая выиграть время и подумать как следует. Ле Стриж! Да, он помог мне в свое время, хотя в конце концов, если уж на то пошло, и я спас его. Но когда я снова надумал обратиться к нему за помощью, подобная идея привела в ужас моих друзей со Спирали, и больше всех Джипа-штурмана, который сам же и привел меня к нему впервые. Он настойчиво повторял, что Стриж крайне опасен и ему нельзя доверять! И что он сумеет использовать против меня любую мою оплошность. Неужели я ее уже совершил? И какую власть он приобретет надо мной, если это так?