Облачные замки
Шрифт:
Глаза Джипа, видящие в темноте, и его умение ориентироваться хранили нас и теперь, а монотонный ритм бегущих ног и кровь, пульсирующая в висках, помогали остудить бурлящие чувства. Мы пересекли поле, перебрались через ручей и оказались возле маленькой аккуратной фермочки, какие субсидирует Европейский союз, поддерживая немецких фермеров. За ней снова тянулись поля. Миновав заросшие развалины старой церкви, мы увидели лесок, в тени которого спрятали вертолет. Я уповал на то, что у нас все-таки хватит сил выкатить его из зарослей. К удивлению, никто нас не преследовал. Впрочем, я подозревал, что охранники не особенно и рвались бежать за нами, принимая во внимание то, как мы обошлись с их товарищами. Разумеется, если бы Лутц был в имении, дело могло бы принять совсем другой оборот.
Казалось, кто-то нагрузил вертолет партией свинца, да и Молл была лишь тенью прежней себя. Тем не менее нам все же удалось выкатить вертолет на открытое пространство.
Упав в кресло пилота, я обнаружил, что руки мои слишком трясутся, чтобы я решился взяться за рычаги управления. Я знал, что времени у нас немного. Скоро рассветет, и сюда набегут люди, ведь вертолет в поле будет виден издалека и обязательно привлечет внимание всех, и не в последнюю очередь полиции. Небо явно светлело, скрытое пока за тучами. Я оглянулся на своих пассажиров, переводящих дух развалившись на сиденьях. Они в ответ одарили меня ничего не выражающими взглядами. Выглядели они серыми и вымотанными, как, наверное, и я сам.
– Так что же произошло? – спросил я и удивился, каким прерывистым и слабым был мой голос. – Что же случилось?
– А сам ты как думаешь? – мрачно сказал Джип. – Как она и предупреждала, мы оказались недостаточно осторожны.
– Да, да, ради бога, это я понимаю! Но я имею в виду – куда она делась? Жива или нет?
У Джипа скривился рот.
– Смерть, с которой на этот раз она не смогла справиться. Впрочем, эти четыре сотни лет показались ей слишком долгими. Так что она и сама выбрала бы это.
– Но почему? Молл живет гораздо дольше!
– Ну да, и может совершенно свободно скитаться по морям Спирали, рыскать по всем заповедным уголкам земного шара! Словом, свободно развиваться!
Молл, все еще в короне из листьев, сидела не шевелясь, с опущенными глазами.
– А вот Катике пришлось прожить жизнь, не выбираясь за пределы таверны в маленьком порту, лишь изредка выходя из дому, да и то ненадолго, путешествуя лишь в пределах своего – отменного, впрочем, – зрения. Но она все это безропотно сносила, ей ни за что не хотелось снова окунуться в ту грязь, из которой она вышла. Но вот она снова там.
– Но разве мы не можем ее оттуда вызволить? Вернуть ее? Мы обязаны это сделать, черт возьми!
Молл разомкнула веки:
– Я не вижу для этого возможности. Она вернулась на Брокен.
– «Брокен, Брокен»! Это всего лишь гора, черт ее побери! Там что-то происходит до сих пор, так, что ли?
Молл откинула волосы и вздрогнула:
– Всего лишь гора, ну да. Но горы отбрасывают тень, как и всё прочее. А у этой горы тень более черная, чем у других. Есть места – их немного, – где силы Края могут пересекать границу между Спиралью и Сердцевиной. Кое-какие из них ты видел. Таков Борободур. Таков Город Грааля. Такова и эта гора. Пентаграмма на карте и вела прямехонько на Брокен.
Никто ничего не сказал, только ветер свистел за бортом; он пел песнь холода и пустоты. Пара капель скатилась по лобовому стеклу. Горящие глаза Молл потускнели.
– Уже в мое время это название было у всех на устах. И это не случайно. С тех пор как предки франков и саксов впервые пришли с востока, с тех пор как германский Урвальд [71] сдерживал могучие легионы Рима, с тех пор как на заре ледникового периода от нашествия младших братьев из рода человеческого старшим пришлось перебраться в горы – с тех самых пор в месте этом, в самой глубине его тени, обосновалось нечто и стало расти и накапливать мощь – некая сила, следовавшая по пятам за первыми истинными людьми во время Volkswanderung [72] , кравшаяся словно волк за стадом.
71
Urwald – девственный лес (нем. ).
72
Великое переселение народов (нем. ).
Утро приближалось, но для взлета было все еще слишком мало света. Вот и дождь забарабанил по лобовому стеклу.
– Так что это за сила? – спросил я резко.
Джип фыркнул:
– Надеюсь, ты никогда не окажешься к ней настолько близко, чтобы это выяснить. Те, кому такое удалось, ничего не рассказывают, – как Катика. Я думаю, речь идет об аде, потому что одно очевидно: только он мог породить такую силу.
Я никогда не верил в такие вещи, как ад.
– Так это нечто гнездящееся рядом с Краем и похожее на Грааль? Нечто когда-то принадлежавшее Сердцевине, миру людей?
Молл издала звук, который даже отдаленно не напоминал смех:
– Похожее, да, но одновременно и совсем не похожее. А что до мира людей… Если и так, то сила эта пошла против них, ибо она издавна навлекает несчастья на человечество, радуясь его страданиям, сея зло и порок, где только может… И все же, – прибавила она, внезапно задумавшись, – вполне возможно, что когда-то она была из плоти и крови. Ибо от плоти она делается сама не своя – любит и упиваться ею, и разрывать ее на части. Наслаждение и боль, не знающие границ…
– Звучит как диагноз классического садиста, – произнес я, и от этой мысли меня слегка передернуло. – Только большими буквами.
– Буквами из крови и огня, – произнесла Молл. – Паника по поводу ведьм, охватившая всю Европу в мои времена и чуть раньше, была лишь отголоском этого. Конечно, то тут, то там возникали островки старого язычества или вполне невинного доморощенного колдовства – я говорю не о них. Чаще всего ведьмы устраивали свои дикие танцы только в больных мозгах охотников за ведьмами, помешанных на зле и жаждавших причинять боль или отбирать имущество. И все же под этой шелухой имелось зерно правды, хоть охотники как раз ему и не придавали большого значения. Наводящее ужас вечное средоточие древнего зла. Власть, пытавшаяся поработить человечество, выставляла таинственное знание, магические искусства и удовольствия в качестве приманок. И связывала по рукам и ногам отвратительным ритуалом и недостойным использованием магических умений в делах зла и мести. – И снова прозвучало горькое подобие смеха. – Происходит ли что-нибудь на Брокене? О да, и нечто ужасное – деяние без имени, без возраста, без начала и конца, – великий шабаш всех ведьмовских культов. Много раз Катика бывала там, сильно страдала, но и многому научилась, и обрела огромную мощь. И вот теперь ее вернули туда, и не для краткого визита, а навсегда. Может быть, она уже мертва, но более вероятно, что брошена обратно в этот жуткий котел и там затерялась, – и жертва, и преступница одновременно Если так, то сила эта уже никогда не отпустит ее. Возможно, и существует кто-то настолько могучий, что может спасти ее, но одно я знаю наверняка: это не я. Во мне таких сил нет. Для нас она потеряна.
На несколько секунд я совершенно утратил контроль над собой, а такое со мной нечасто случалось. В свое время я даже убедил себя, что мне никто не дорог и не нужен, что я прекрасно могу обойтись контактами на работе и мне вообще на всех глубоко наплевать. И тут, совершенно внезапно, перед моими глазами возникла «Иллирийская таверна» с Джипом, Мирко и прежде всего – с Катикой. Она была одновременно и самой доступной – чтобы не сказать больше, – и бесконечно далекой, голос из тени, теплая рука у тебя на щеке, легкое прикосновение губ и взгляд из-под густых ресниц, который рассказывал обо всем и в то же время ничего не говорил. Ее ласки были поставлены на коммерческую основу, хотя иногда она намекала на противоположное. Все, что я узнал о ней за время нашего знакомства, я узнал от других или догадываясь по случайно вырывавшимся у нее фразам. Она редко демонстрировала свои силы, только если кому-то из ее друзей требовалась помощь. И не однажды таким другом оказывался я. Таверну без Катики невозможно было представить – без ее душной комнатушки под самой крышей, наполненной благоуханиями старинных духов и мазей, с кроватью, перина которой буквально обволакивала тебя…