Облачные замки
Шрифт:
Она оторвалась окончательно, слетев со столбов и повалившись на землю, оставив премилую дыру. Где-то наверняка навзрыд ревела сигнализация, но нас это волновало меньше всего.
– Драговик, – повторил я.
Мы устало выбрели на длинную улицу.
– Жаль, что это был не он. Но вот ты сказала, что всем известно: в ваших рядах имеются предатели. В месте, где пребывает Грааль? Как они смеют – и, если уж на то пошло, чего ради?
– Ну, во времена междуцарствия всегда находятся предатели. Обычным горожанам, тем, что никогда и не приближались к Граалю, нечему хранить и верность. То есть тем, кто не находится на непосредственной службе у Грааля. – Она вдруг снова улыбнулась. – Те же, кого он касается, никогда его не предают. Но среди функционеров низшего звена, послушников, а иногда и кандидатов – людей, жадных до успеха, но не уверенных в себе, есть те, кого можно ввести в искушение. Но Драговик – нет, я бы никогда не подумала. Я даже умеряла его пыл. Он казался… ну очень преданным, очень хорошим командиром Городской Стражи, но… немного сумасшедшим. Стремился стать рыцарем, хотя любой мог сказать ему, что он не подходит для этого, – да, в сущности, это и говорил. Но у него было столько амбиций, он так твердо вознамерился стать членом Братства, пройти испытания в качестве кандидата – понимаешь, предатель бы на это ни за что не решился. Потому что это означало бы встретиться лицом к лицу с Граалем.
– И тот бы его вычислил? Убил бы его?
– Он бы увидел его насквозь. Но не убил бы, нет! Возможно, попытался бы его исправить – это да. Грааль такой. Трудность могла заключаться в том, чтобы не позволить ему наложить на себя руки, когда он увидит собственную сущность столь неприглядной. Не самое приятное впечатление, как бы ни пытался Грааль его смягчить.
– Грааль!
Это слово начинало действовать мне на нервы. Ее голос становился сентиментальным и даже слащавым каждый раз, когда она упоминала эту штуковину. Это казалось глупой слабостью, недостатком в такой смелой, независимой натуре.
– Ты говоришь об этом Граале так, словно это человек!
Она наградила меня в высшей степени презрительным взглядом:
– Не человек! Это нечто большее, гораздо большее… Но, конечно, и я в этом уверена, когда-то он был человеком. Во всяком случае и человеком тоже. Когда он говорит с тобой… – На мгновение она подняла голову и, казалось, уставилась в бесконечность – так Джип смотрел на свой штурвал. – Невозможно не чувствовать в этом человечности, и все это ощущают. Это не просто какой-то разум с Края. Он сам прожил человеческую жизнь или даже несколько жизней. Он, возможно, был одновременно многими людьми. И тут есть еще кое-что, кое-что…
Она широким жестом показала вокруг, ладонью очертив над головой полукруг, словно ее увенчала радуга. Казалось, что темнота от этого наполнилась чьим-то мрачным присутствием.
– Ты хочешь сказать… это Бог?
Она рассмеялась мне в лицо:
– О нет! Он ни в коем случае не безупречен – он совершает ошибки! И его можно победить. И его побеждали довольно часто, но никогда окончательно. Что до меня, то я там новый человек, но, судя по тому, что мне рассказывали старшие рыцари, его сила уменьшилась за последнее – по понятиям Сердцевины – столетие. Но он не сдается, он продолжает свое дело. Продолжает призывать к себе людей, выбирать самых достойных и посылать их в мир, на службу… своим целям.
От последних слов я невольно тихонько хмыкнул, слишком уж они казались напыщенными и пустоватыми.
– Благим, достойным, благодетельным, надо думать.
И конечно, женщина приняла мои слова всерьез.
– Разумеется. Сердцевина не то место, где царствует абсолют, там все смешивается и находится в состоянии брожения. И подпадает под власть Брокена или скорее того, кто на нем обитает. Нам это гнездилище зла известно уже давно, с тех пор как первые волны поселенцев пришли в Европу с Востока за тысячи лет до Христа. Притягивающая мощью гора, известная жителям Восточной Европы просто как Zcerneboch. [102]
102
Чернобог – в балтийско-славянской мифологии злой бог, приносящий несчастье.
– Черный Бог, – произнес я и невольно оглянулся по сторонам, на ходу окинув взглядом глубокие мрачные тени переулков, мимо которых мы проходили. Жизнерадостный гул и гомон центральных улиц, казалось, доходил до нас из невероятной дали.
– Да. В то время он располагался совсем недалеко от Сердцевины и был отделен от нее лишь тончайшей завесой и мог беспрепятственно распространять свое безумие везде, где считал нужным. Грааль вытолкнул его на Спираль, как и многих других.
– И ты хочешь сказать, что большая часть пакостей и всякого такого в Сердцевине исходит именно от них? Прости, но мне что-то не верится. То есть, конечно, эти парни гады, с ними необходимо бороться и все такое. Но люди и сами хороши, особенно если принять во внимание, что они друг с другом или даже сами с собой делают и без всяких подсказок. Ничто не может этому противостоять.
Она резко обернулась ко мне:
– Мы этому противостоим! Мы, рыцари, Братство – хотя в наших рядах немало и женщин, – в те времена и в тех обществах, которые это позволяют. Во время войны мы сражаемся, в мирное время трудимся. – Она улыбнулась одной из своих слащаво-ядовитых улыбок. – Трудимся как шахтеры – так же бескорыстно и тяжело, и наш труд помогает не рассыпаться разумному обществу.
Я почувствовал, что что-то повисло в воздухе.
– Так получилось и с тобой?
– Да, и со мной. Несчастной, обозленной, не попадающей в такт с нашим временем – такой, как я. Грааль дает силы продолжать, у него хватает могущества, чтобы помочь любому. Но чем дальше мы продвигаемся, тем труднее становится определить, к какому из миров мы принадлежим, и тем больше мы ощущаем, что нас как будто раздирает на части…
– Да! Господи, да!
Внезапно моя шея разболелась, а все сухожилия от сегодняшнего перенапряжения раскалились чуть не добела. Изрядная доля старого стресса вернулась, и даже влажная ночная прохлада не спасала. Элисон в изумлении уставилась на меня:
– Стив, неужели и с тобой такое?
Она заметила мой кивок и чуть не расхохоталась.
– Боже, я бы ни за что этому не поверила – и до сих пор не верю! Стив Фишер, этот холеный, нализавшийся сметаны, уверенный в себе кот, божий дар для страдающих женщин, – и так же взвинчен, как я?
Она прислонилась к стене и затряслась от беззвучного смеха.
– Благодарю за краткое жизнеописание! – сердито отрезал я. – Может, тебе не стоит подходить так близко, а? А то ты как раз мне только-только начала нравиться.
Ока внезапно перестала смеяться и на некоторое время замолчала. Затем проговорила тихонько:
– Прости. Я могла бы сказать то же самое. И говорю, так ведь? Я думала, что мы… ну сошлись немного короче, понимаешь?
Она снова меня удивила, положив свою ладонь на мою.
– Так и есть. – Я снова оглянулся по сторонам. – Ты просто наступила на больную мозоль, вот и все. И сейчас я больше не могу об этом говорить! Я и без того трясусь от страха.
Я замолчал и уставился назад, в темноту очередного переулка.