Облачные замки
Шрифт:
– Но… я ведь и заварил всю эту кашу! – выпалил я. – Я ведь и похитил ваше копье, будь оно неладно!
– Так кому же, как не тебе, и возвратить его на место? – Он улыбнулся. – Ты и не понял, что сегодня совершил, ступив на пол зала и заговорив с Граалем. Не то чтобы он стал бы вредить тебе намеренно; но само пребывание в такой близости от него сжигает тех, кому не хватает собственного огня. Леди Молл была согрета им, но ты, мой друг, ты был воспламенен .
Он щелкнул каблуками и поклонился, а затем обернулся к остальным, собравшимся вокруг, и заговорил быстро-быстро. Я онемел от его слов. Растревоженный, воспламененный – заполненный огнем Это было воспоминанием о пламени, разгорающемся и полыхающем от малейшего прикосновения, мечущемся и всепожирающем. Копье будет на Брокене; что ж, и я там окажусь. А все, что встанет между нами, пусть бережется.
Сквозь одно из высоких окон я заметил какое-то движение. Из-за холма на противоположном берегу белой молнией взметнулась тень дирижабля, за которой тянулись канаты и тросы, а позади них – тяжелый швартов. Отражение корабля поблескивало на глади реки, пропеллеры крутились, медленно, но верно, поворачивая его носом к острову и дворцу Санграаля. И тут в моем мозгу замаячила другая мысль, вынырнувшая тогда из неизвестно каких дьявольских глубин, открывшихся внутри пентаграммы.
Там было копье, и, более того, там была Катика, если она все-таки уцелела. От этой мысли во мне забурлило настоящее пламя. Вот что значило теперь для меня это копье. Вернуть его этим людям, этому загадочному Граалю – прекрасно. Однако использовать эту возможность – единственную возможность, чтобы спасти Катику, – вот что было действительно важно. Вот подлинное горючее, которое подпитывало пламя.
Элисон тронула меня за плечо, и я подскочил как ошпаренный.
– «Голубь» швартуется у дворца Грааля. Пойдем, предстоит одолеть изрядное количество ступенек.
Я посмотрел на Молл с Джипом:
– Это не ваша битва, уже не ваша. Впереди ждет столько опасностей, что я об этом и думать не хочу. Как только мы найдем необходимых рыцарей, мы вас высадим.
На лице у Молл отчетливо читалось недовольство.
– Мессир, неужто я не говорила тебе однажды, в одну лунную ночь, что поклялась бороться со злом, где бы ни встретил его мой взгляд? И ты назвал меня тогда паладином. Тяжкая ноша, но все же я бы весьма неохотно ее лишилась. – Она ласково погладила потертую рукоятку своего меча. – Посему позволь мне остаться паладином и не испытывай на прочность мою гордость.
– А я-то думал, что мы с этой ерундой уже разобрались. – выпалил Джип, хотя лицо его было угрюмым. – Да и потом, как ты надеешься найти Брокен, не пролетев прямо над ним?
Спешить на помощь – это просто замечательно, но мы еще и половины лестницы не прошли, а шаг заметно сбавили; последние же ступеньки я преодолевал едва ли не на четвереньках. Я не переживал такого со времен поездки в Куско. По счастью, мои измученные лёгкие выдержали восхождение, к тому же у меня хватило ума, чтобы не смотреть вниз. Матросы в полосатой форме затащили меня в слегка покачивавшуюся гондолу дирижабля, а затем по знаку Элисон спрыгнули с бортов на площадку башни.
– Я не имею права просить их отправляться с нами на этой штуковине. – Она вздохнула. – Молл, ты не поднимешь трап? И если бы ты, Джип, встал за штурвал, было бы совсем хорошо, он совсем как корабельный, только тут есть еще дополнительные ручки управления. Я покажу тебе. Стив! Мы готовы к отправлению? Можешь дать сигнал, чтобы поднимали якорь.
Я высунулся из гондолы и махнул рукой матросам, которые тотчас кинулись отвязывать швартовые концы. Казалось чуть ли не кощунственным наблюдать, как они облепили это великолепное готическое кружево. Наконец я помахал матросам, выполнившим приказ, и посмотрел вниз.
Впечатление было ужаснее, чем тогда, когда я впервые бросил взгляд с качавшейся корабельной мачты; ужаснее, чем при покорении первой настоящей горы на Игере, со всем этим ледником, устремлявшимся вниз, в пустоту, с птицами, что парили у меня под ногами. «Голубь» слегка покачивался, а его странные моторы лениво выплевывали маленькие клубочки пара, которые уходили вдоль башни.
Тросы, свисавшие с его бортов, падали вниз, в глубину, унося зачарованный взгляд к булыжникам площади и крошечным фигуркам, толпившимся на ней. Корабль двигался вперед, и красная черепица крыш колыхалась подо мной, подобно волнам крови, то вздымавшимся, то тошнотворно замедленно опускавшимся. Чья-то сильная рука схватила меня за плечо и буквально оттащила от борта гондолы.
– Сбрасывать балласт с такой высоты не очень-то хорошо, особенно если ветер не в той фазе, – заметила Молл, захлопнув дверь. – С такой высоты, да на невинные головы – это уж и вовсе расценят как дурные манеры, я полагаю.
Я сел на отполированный деревянный пол гондолы, откинулся назад и на секунду закрыл глаза. Позади нас мягкое постукивание моторов сменилось внезапно громыханием и резкими толчками – это Элисон прислонилась к дросселю. И все же моторы вели себя гораздо тише, чем имели на то право в силу своей мощности и работы на пару. Стайка потревоженных голубей пролетела мимо окна. Качка постепенно стихла, и «Голубь» перестал наконец напоминать беспомощную шароподобную массу, превратившись в стрелу, взмывавшую к серому небу, к неопределенности Спирали, где высокие каменные утесы и горные хребты дымящегося пара сливались воедино, горная вершина и туманный кряж становились одним, повторяя контуры друг друга. Там, где эти две реальности пересекались, где открывались широкие дороги между океаном и воздушным пространством, а архипелаги терялись где-то далеко в облаках. Джип, взявшись с присущей ему ловкостью за ручки управления, запустил дроссель, и тот гортанно загудел, направляя дирижабль носом вверх, и мы принялись подниматься, кружась, пока всякое напоминание о земле не пропало, а облака над нашими головами не расступились. Я встал у лобового окна гондолы, и ко мне подошла Элисон.
– Над закатом, – прошептала она, и я удивился, что заставило ее повторить возглас рулевого, который я услышал, отправляясь в первое свое путешествие по Спирали.
– Над ветрами Земли! – отозвался я. И тогда восторг, охватывавший меня в былые времена, пробудился в моей думе, несмотря на опасности, ожидавшие впереди.
Джип почувствовал это, и знакомая усмешка заиграла на его лице. Улыбка Молл просияла, как солнце, выглянувшее из-за туч, и она хлопнула ладонью по ножнам:
– Над ветрами Земли!
– Куда? – нетерпеливо спросил Джип, крутя штурвал туда-сюда и испытывая его послушность. – Куда для начала, Элисон?
– На десять градусов северо-западнее, – проговорила она тихо. – Затем еще на один градус севернее. Это будет Урвальд, лесное сердце Европы. Конец лета, пятнадцатый год от Рождества Христова.
Мы вылетели из облаков в кромешную тьму, какой не сыщешь в нашем до безобразия заполненном светом современном мире. Теперь штурвалом завладела Элисон, выводя нас из теней Спирали к знакомым ей местам Сердцевины.
– В Риме правит император Тиберий, – произнесла она, направляя корабль над холмистой местностью, где до горизонта тянулись бесконечные леса, линия которых прерывалась лишь извилистой нитью матового серебра. – Он, наверное, сейчас на Капри. А его племянник Германик возглавил великое войско, чтобы оттеснить варваров от Дуная…
Впечатления, что внизу происходит что-то грандиозное, не возникало – таким густым был лес под прозрачным покровом холодного тумана. Но Джип, который видел ночью как кошка, внезапно указал вперед, где посреди темноты пульсировал крошечный красный огонек. Подобравшись ближе, мы увидели, что это какое-то укрепление, деревянные стены которого были разрушены и уже догорали. Мы сбавили скорость и полетели туда, чуть ли не задевая верхушки сосен; винты едва вращались, и мы скользнули над пожарищем, подобно облаку. Элисон передала руль Джипу, распахнула дверь гондолы и ступила на устремившуюся вниз веревочную лестницу. Под пологом леса зашевелились неяркие металлические отблески. Высокий центурион в алом плаще, сопровождаемый дюжиной воинов, вышел навстречу, с подозрением вглядываясь в темноту. Затем он быстро выкинул руку в знак приветствия.