Обладать и ненавидеть
Шрифт:
— Ты не должен выглядеть таким грустным из-за этого.
— Мне совсем не грустно, — говорит он. — Я…
— Напуган.
Он делает глубокий вдох, зажмурив глаза.
Это такая странная смена ролей — стоять перед ним с уверенно поднятым подбородком, быть той, кто привстает на цыпочки и обнимает его за шею.
— Я тоже тебя люблю, — шепчу я ему.
— Я рад это слышать, — говорит он, высвобождаясь из моих объятий и снова отступая назад.
Мое заявление не облегчает его беспокойство так, как я ожидала.
Теперь я снова начинаю нервничать. Что не так? Что может быть
— Боюсь, это только часть проблемы, — говорит он, потирая затылок. Теперь он начинает ходить взад-вперед, по-настоящему напрягаясь. — Наш брак… Мне не нужно напоминать тебе, что все начиналось скорее как договорное соглашение. Брак по расчету.
Я киваю, чтобы он продолжал.
— С самого начала моим намерением было вытащить тебя из этой ситуации, освободить тебя, как я мог. Я никогда не хотел принуждать тебя к чему-либо надолго, особенно после того, как услышал, как ты обсуждаешь это со своей мамой и сестрой. Вот почему я работал со своими адвокатами. Вот почему я сказал то, что сказал в библиотеке тем вечером. Я думал, ты хочешь отказаться от этого соглашения.
Несмотря ни на что, мне все еще больно слышать, как он упоминает о конце нашего брака, фиктивного или нет.
— Но… слушать тебя по телефону той ночью, быть без тебя последние несколько недель…
Он позволяет фразе повиснуть на волоске, продолжая расхаживать по комнате, его шаги ускоряются, когда он потирает лицо.
— Пожалуйста, просто скажи это!
Он резко останавливается и резко поворачивается ко мне.
— Я не хочу развода. Я хочу, чтобы это был настоящий брак, Элизабет. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Отныне и навсегда.
Из меня вырывается звук, наполовину смех, наполовину рыдание. Я прикрываю рот рукой, когда Уолт бросается ко мне.
— Скажи мне, что ты хочешь того же, — говорит он, обнимая меня за шею, наклоняясь, чтобы встретиться со мной взглядом. — Пожалуйста.
Я быстро киваю, слишком подавленная, чтобы говорить.
Я двигаю рукой, и он наклоняется и прижимается поцелуем к моим губам, решая нашу судьбу. Я целую его в ответ, прижимаясь к его телу. Его руки перемещаются с моей шеи, скользят вниз по моему телу, сжимая мою талию, чтобы он мог направить меня обратно в спальню. Мы целуемся на ходу, торопливые и безумные. После двух недель разлуки ни один из нас не хочет отпускать другого. Он протягивает руку назад и открывает дверь в спальню люкса.
— Элизабет? — спрашивает он, ища согласия.
Я целую его еще сильнее, в губы и щеки. Я чувствую вкус соленых слез и понимаю, что он, возможно, тоже плачет. Я снова говорю ему, что люблю его, когда он начинает раздевать меня, быстро разбираясь с моим платьем и ботинками. Его костюм оказывается более сложным. Я дергаю за пуговицы, и мне лишь частично удается раздеть его, прежде чем мы падаем обратно на кровать.
Боже, я люблю его. Я люблю его тело. Мне нравится тяжесть его рук, когда они скользят по моей обнаженной коже. Мне нравится, как он прокладывает поцелуями дорожку вдоль моего пупка и бедра, ощущение его языка, когда он раздвигает мои бедра и устраивается между ними.
Он остается там до тех пор, пока я не становлюсь настолько возбужденной, что начинаю дрожать, пока я не
На мгновение возникает нерешительность, мы обмениваемся взглядами.
Меня это ни капельки не волнует. Ни в малейшей степени.
Когда я говорю ему это, он подползает ко мне, прижимается своими губами к моим и крепко целует меня. Когда он прерывает поцелуй, он начинает благоговейно шептать, и сначала трудно разобрать слова. Затем я понимаю, что он произносит клятвы, обещая заботится и обнимать меня, лелеять меня, поддерживать меня в болезни и в здравии. Он повторяет все слова, которые не имел в виду, когда мы были в зале суда, когда он наваливается на меня всем своим весом и мягко вдавливается в меня, скрепляя нас вместе.
Я смотрю на него снизу вверх, мое зрение затуманено слезами.
— Пока смерть не разлучит нас, — добавляю я с безумно счастливой улыбкой.
— Пока смерть не разлучит нас, — подтверждает он, прежде чем наклониться и завладеть моими губами.
Эпилог
Уолт
Я делаю снимок на свой телефон, когда Элизабет идет впереди меня с нашими двумя дочерями. Они ведут себя глупо, держась за руки и преувеличенно размахивая руками взад-вперед. Элизабет идет посередине, Лана и Изабель по обе стороны от нее. Близнецы так похожи на Элизабет, но в тоже время и не похожи. Их характеры схожи — все они болтушки, так что в нашем доме я едва успеваю вставить хоть слово.
Мы в Париже, в отпуске, которого с нетерпением ждали почти год. Я знал, что Элизабет понравится временная выставка Сезанна в музее д'Орсе. Я удивил ее билетами на нашу годовщину в прошлом году.
Девочки, вероятно, слишком маленькие, чтобы по-настоящему оценить поездку, в которую они отправляются, но Элизабет на седьмом небе от счастья, находясь здесь, в своем любимом городе, с нашими дочками.
Это прекрасный весенний день, и город наводнен людьми, жаждущими оценить его по достоинству.
Музей находится прямо впереди, перед ним выстроилась очередь. Скоро мы к ним присоединимся.
Изабель оглядывается и машет мне, чтобы я догонял ее.
— Ты идешь слишком медленно, папа!
Я делаю глупое лицо, и она смеется.
Лана поворачивается и возвращается за мной, хватая меня за руку, чтобы потащить за собой.
— Мама говорит, что мы можем получить угощение после музея. Это правда?
— Если мама так скажет.
— Она так сказала.
Тогда это закон.
По крайней мере, так это работает в нашем доме.
Мы с Ланой догоняем Элизабет и Изабель в конце очереди, чтобы войти в музей. Элизабет поворачивается и улыбается, и солнце подчеркивает яркий зеленый цвет ее глаз. Прежде чем я могу остановить себя, я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее, и, как и ожидалось, наши дети ведут себя так, как будто они никогда не видели ничего более отвратительного в своей юной жизни.
— Взрослые не должны целоваться, — говорит Изабель поучительным тоном.