Обладатель великой нелепости
Шрифт:
– Знаешь, я собираюсь поехать осенними каникулами в Ригу, к родственникам отца. На целую неделю и… без предков, – сообщил Гера, когда они с Алексом вышли на воздух из длинного вагончика с громко играющей музыкой, – такие строения всегда узнаются с первого взгляда, даже если не заметить больших ярких букв, складывающихся в простое и короткое слово ТИР.
– Клево! – удивился Алекс.
К лету 84-го «Алекс» окончательно стал его вторым именем. Ему это даже льстило, позволяло чувствовать себя парнем из-за границы, например, американцем, изъездившем половину мира, может быть, даже побывавшего на живых концертах «ROLLING STONES», «KISS», «SMOKIE»; парнем, оставившим где-то там, за океаном, на время очередного путешествия (как всегда, это было поездкой в Советский
– Это действительно клево! – повторил Алекс. Друзья остановились, чтобы раскурить по сигарете. – Просто класс! И как собираешься провести там это время? – прожив почти шестнадцать лет, он еще ни разу не пускался в одиночное плаванье.
Гера неопределенно пожал плечами:
– Еще не знаю. Но думаю, неплохо, – он проводил взглядом двух молодых женщин, похоже, слегка выпивших по какому-то секретному женскому поводу, и поэтому разговаривавших чуть-чуть громче естественного.
– …когда он так делает, то прямо-таки похож на чудовище! – доверительно поведала подруге высокая крашеная блондинка. – На гадкое, отвратительное чудовищеее!.. Но мне это даже очень…
Та хихикнула и мельком глянула на заухмылявшихся Геру с Алексом.
– Кстати… о чудовищах: эта помада тебе не идет, – сказала блондинка; ее спутница споткнулась и икнула.
Парни рассмеялись, а когда парочка разминулась с ними, повернули головы вслед, продолжая хохотать, как люди, внезапно открывшие у себя такую способность. Подруга блондинки оглянулась и игриво вильнула задом. Алекса это настолько потрясло, что тот выронил сигарету. Гера был готов лопнуть от смеха.
Через пару минут они вышли на Главную Улицу Развлечений, где начинались аттракционы городского Парка культуры, – она тянулась метров на восемьсот; по обеим сторонам широкой дорожки рассыпались увеселительные точки.
Здесь было многолюдно и так, как это бывает только в хороший летний день, весело! Но не дай вам Бог увидеть местные окрестности поздней осенью или ранней весной – нет в мире ничего более унылого. Из нескольких мест одновременно неслась музыка; от касс аттракционов тянулись пухлые очереди, напоминающие столпотворение на остановках транспорта в час пик. По левую сторону тянулись различные карусели, переходя в более «серьезные» аттракционы – «авторалли», «орбита», «цепочки», «сюрприз»… По правую – на сотню метров раскинулся покрытый зеленой ряской пруд, от которого в любую жару веяло прохладой и спокойствием. Дальше шли комнаты смеха, многочисленные кассы, между которыми крутился старый фотограф с настоящей живой обезьянкой на поводке. Неподалеку находились другие атрибуты его профессии, неизменно вызывавшие детский восторг: миниатюрный старинный автомобиль без крыши, картонный дракон в человеческий рост, ярко раскрашенный пластиковый мотороллер – они терпеливо жарились под солнцем, ожидая своего ребенка, как хитрые гоблины. Дальше высилось двухэтажное здание клуба «Романтик» с рестораном и площадкой для дискотек. Затем Улица Развлечений постепенно забиралась вверх, где заканчивалась большим Чертовым колесом. Вдоль всего «пути по аттракционам» выстроились передвижные лотки с газированной водой, сладкой ватой и мороженым. В теплом солнечном воздухе витала легкая прохлада от проплакавшего минуту назад слепого дождя.
Несмотря на окружающее веселье и праздничный пейзаж, к Гере внезапно вернулось мрачное настроение, которое одолевало его в последние дни. Казалось, сегодня утром, смилостивившись, оно решило наконец отпустить, но…
И все из-за того случая четыре дня назад.
Они дошли до середины Улицы Развлечений, оказавшись между «орбитой» и комнатами смеха, когда ЭТО снова нахлынуло на него, отчетливо до самых незначительных деталей, услужливо подсунутых памятью, некстати проявившей свои возможности. И он будто снова очутился в автобусе, едущем в три часа дня по маршруту №11.
Пассажиров в автобусе было ровно столько, чтобы занять почти все сидячие места. Гера сидел у окна, глядя на залитые солнцем улицы и проплывающие мимо дома, и думал о предстоящей через несколько месяцев поездке в Ригу. На второе сидение опустилась пожилая женщина. Он не обратил на нее внимания, только подумал, что бабушка, к которой он ехал «на блины с вареньем», скорее всего, попросит его сбегать в магазин – как всегда. Затем его думы вернулись к поездке в Ригу – иногда он даже начинал жалеть, что планы ее организовать стали известны ему заранее… слишком заранее. До этого самым длинным самостоятельным путешествием в его жизни была лишь возможность проехаться самому на междугороднем автобусе изо Львова в Тернополь, где его встретили родители. Некоторые его ровесники уже успели объехать полстраны в одиночку или в компании таких же сверстников.
Он в очередной раз представлял, как будет здорово ощутить себя по-настоящему взрослым, когда поезд, вагон и перрон вокзала сдвинутся с места, оставляя машущих руками мать с отцом где-то там, в прошлом, за той границей, откуда начинается новый этап. Да, верно, новый этап жизни – тогда ему уже исполнится шестнадцать, и он получит паспорт. Эта картина прощания повторялась в его воображении столько раз, что Гера стал относиться к ней словно к реальному воспоминанию. А когда через двенадцать минут его поезд, огибая город по плавной окружности, минует темную гору Высокого Замка, он отправится в тамбур, чтобы выкурить первую в этом долгожданном путешествии…
И вдруг он испытал внезапный приступ ужаса: что-то завопило внутри о необходимости выйти из неторопливо едущего по залитым солнцем улицам автобуса, заполненного чуть больше половины… выйти немедленно!
Через три с половиной квартала находилась ближайшая остановка, и Гера, подчиняясь этому внезапному импульсу, решил заранее добраться до дверей, чтобы сразу выскочить на улицу.
Он повернулся к сидящей рядом женщине, собираясь выйти, но, едва приподнявшись с кресла, тут же опустился назад – женщина с ужасом рассматривала свои руки, словно в них копошились черви. Он заметил, что кожа на руках побледнела и сморщилась, как если бы они какое-то время находились в горячей воде.
«Что это?.. – бормотала женщина. – О, Бог мой! Что с ними? – она обернулась к Гере с мольбой в глазах. – Что-то с моими руками? Мальчик, помоги мне… Мальчик!..»
Гере казалось, что его тело погрузилось выше головы в какую-то прозрачную вязкую субстанцию. Он не мог пошевелиться, не мог выдавить из себя ни единого звука.
«Помоги мне, мальчик!.. – завопила женщина. – ПОМОГИ! МОИ РУКИ!»
Однако краем глаза Гера отметил с еще большим удивлением, что никто из пассажиров, даже те, кто находился рядом, не смотрит в их сторону. Они словно очутились в ином измерении. Вот молодая мамаша поддерживает маленькую девочку, чтобы та могла дотянуться до окна и оторвать от стекла кем-то прилепленный на жвачку проездной билет… Двое мужчин в военной форме, читающие одну газету и обсуждающие что-то между собой… Парень лет двадцати, пытающийся проникнуть взглядом в загадочную глубину декольтированного выреза сидящей рядом девушки… Кондуктор, устало бредущий по проходу между кресел…
Всем им было абсолютно безразлично, они ничего не замечали, они казались запрограммированными зомби, сосредоточенными только на себе.
мальчик!.. помоги… мои руки!..
Крики женщины перешли в пронзительный визг.
Гера видел, как ее руки меняются, разбухают, покрываются темными лилово-красными пятнами…
мааальчиииииик!..
словно под натянутой, как поверхность надутых резиновых перчаток, кожей лопаются…
помогиии!..