Обладатель великой нелепости
Шрифт:
Сидящая впереди средних лет брюнетка развернулась вполоборота к мальчишке третьего или четвертого класса, засунувшего в рот пальцы, и звонко шлепнула по руке: «Не грызи ногти, Алик!» Его уши густо покраснели; сзади хихикнула какая-то девчонка. Уши Алика запылали еще ярче.
Гера продолжал наблюдать за меняющейся картиной: теперь это были уже не «пятерни тролля» с почерневшими ногтями – руки женщины резко уменьшились в объеме, казалось, кожа на них сначала одрябла, затем, желтея, подобралась, сморщилась и затвердела, обтягивая кости… Это были уже не руки, а какие-то скрюченные птичьи лапы с узловатыми пальцами-когтями. Женщины, впрочем, тоже больше не было. На ее месте сидело ухмыляющееся высохшее как мумия существо, чем-то напоминающее гигантского паука, и хрипло смеялось режущим слух голосом.
Гера понял, что еще немного – и он закричит. Его рот уже открылся, воздух до предела наполнил легкие, но… ничего не произошло, он не издал ни звука.
«Ххррхс-с!..» – издало существо, ухмыляясь и обнажая темно-коричневые зубы, похожие на сучки обгорелого в пожарище дерева. И потянулось к шее десятилетнего Алика, страдающего привычкой грызть ногти, который сидел впереди вместе с мамой. Тот как раз снова машинально заглотил палец. Лапы монстра обхватили сзади его голову и потянули вверх. Голова мальчика отделилась, будто у сломанной куклы; только между плеч остался торчать белый штырь позвоночника, да кровь из огромной рваной раны вокруг заливала воротник ярко-голубой рубашки. Его, с обгрызенными ногтями, пальцы продолжали искать несуществующий рот…
Голова мальчика, которую монстр теперь держал одной рукой за волосы, повернулась как волчок вокруг своей оси и остановилась, указывая заострившимся восковым носом на Геру, словно стрелка компаса – на север. Гера совершенно реалистично ощущал, как кровь из разорванной шеи мальчишки теплым бульоном льется ему на колени.
«Я же сказала: не грызи ногти!» – мама Алика строго оглянулась на безголового сына, чьи руки упорно продолжали искать рот, и опять залепила по ним ладонью. Откуда-то сзади раздался смешок все той же девочки. Безголовое тело Алика дернулось как от электрического удара, руки опустились и смущенно нырнули в щель между сведенными вместе коленями. Его голова, обращенная лицом к Гере, безжизненно болталась в лапе чудовища, которое, казалось, окаменело совсем и выполняло функцию гротескной вешалки.
Вдруг бледные веки мальчика дрогнули, глаза широко открылись и встретились взглядом с глазами Геры. В них корчились беспредельный ужас и мольба.
«Это он! – закричала голова Алика голосом Геры. – Это он! Он приближается! Он придетза тобой! Часть тебя уже знает… ЗНАЕТ, когда это случится!»
И тогда Гера закричал сам.
Салон автобуса дрогнул перед его глазами… и он обнаружил, что стоит, застряв между коленями пожилой женщины и спинкой переднего сидения, где Алик в очередной раз совершал очередную стыковку Палец – Большая Точилка (Гера успел заметить, что на обслюнявленном указательном пальце практически уже не осталось даже понятия «ноготь»).
На самом деле он не кричал, а только выпускал широкий поток воздуха через открытый рот, словно астматик, пытающийся вызвать у себя приступ.
Через противоположное окно Гера увидел, что за время его ухода из реальности (но что это было в действительности? галлюцинация? бред?.. и сколько это длилось в его собственном восприятии? три минуты? пять?) автобус успел проехать не больше половины квартала! Несколько человек, в том числе и женщина на соседнем сидении, обеспокоено смотрели на него – особенно женщина, которой он чуть не плюхнулся на колени.
Гера выбрался в проход и с нетерпением ожидал, когда автобус подъедет к остановке. Казалось, водитель нарочно сбавляет скорость, чтобы дольше удержать его в салоне автобуса. Несколько раз он бросил взгляд от дверей на тонкую шею мальчишки по имени Алик, пытаясь убедиться, что на ней действительно не осталось следов, после того как скрюченные лапы монстра…
Наконец он доехал до остановки и выпрыгнул из автобуса раньше, чем скрипучие двери полностью открылись, а сам автобус еще катился по инерции с малой скоростью.
В тот день у бабушки Гера так и не появился, хотя оказался всего в десяти минутах ходьбы от ее дома. Сойдя на долгожданной остановке, он сразу же направился домой. Пешком.
В ближайшую ночь ему снились многосерийные кошмары, от которых невозможно было спастись ни вставанием в туалет, ни попытками покурить в форточку, чего он никогда раньше себе не позволял. Даже пробуждение не играло никакой роли – кошмарные видения из автобуса будто обладали способностью проявляться из темноты, как изображение на фотобумаге, опущенной в ванночку с фотохимикатами.
В итоге он провел вторую половину ночи, сидя с включенным светом. Последний раз ночник исполнял роль его охранника десять или одиннадцать лет назад, когда, наслушавшись от других детей страшных историй – рассказанных Старшими Братьями, – он боялся появления из-под кровати злого волосатого Бабая или мертвого дедушки, который соскучился за три года под землей и пришел поиграть с внуком…
часть тебя уже знает
Следующие три дня Гера с облегчением ощущал, как этот страх постепенно уходит… вернее, отступает куда-то на дальний план, чтобы затаиться и дождаться своего времени. Правда, иногда ему мерещилось что-то в людской толпе, или казалось, что в одном из окон дома напротив он видит иссохшую зловещую фигуру, машущую ему рукой.
Особенно Геру донимал его собственный портрет, висевший напротив кровати; словно он ощущал некую тайную связь случившегося в автобусе с тем далеким днем, когда побывал в фотосалоне… и тогда ведь тоже что-то произошло? Что-то…
ЩЕЛК!.. это случится… часть тебя уже знает… ЩЕЛК!..
Он не мог избавиться от странной уверенности, что уже видел это существо (Отрывателя голов… так ведь?) где-то раньше – когда-то давным-давно – быть может, с того момента прошло даже больше времени… чем он живет на свете. Намного больше, чем минуло с того дня, когда он издал свой первый вопль в родильном доме. Но как такое возможно?
На пятый день все вроде бы прекратилось. Через пару часов у него намечалась дружеская встреча с Алексом. Жизнь возвращалась в норму.
Но в парке это вновь попыталось дотянуться до него.
– Нет, ты видел, как она крутанула задницей? – воскликнул Алекс, не в силах успокоиться.
– Попкой… – отстранено уточнил Гера, чувствуя, как гнетущие воспоминания уходят снова.
– Попкой, – повторил он и растянул губы в пошловатой ухмылке заправского волокиты, знающего несомненную разницу между такими понятиями женской анатомии, как «попка» и «задница». И надеялся, что вскоре сможет существенно расширить свой небогатый теоретический кругозор в этой сфере. Благодаря практическому опыту, когда с ним впервые произойдет это. Например, в Риге.