Облака над дорогой
Шрифт:
— Проклятое, дурацкое бревно! Что мои больные без меня будут делать? — Это он говорил о конях.
А через минуту он уже задал мне загадку: «В городе сто улиц, одна река, один мост и сорок два милиционера. Какой милиционер больше всех загорит за лето?»
Я не знал, что ответить, и тогда Булкин радостно сказал мне:
— Ну, конечно, тот, который стоит на мосту, — ведь на мостах никогда нет тени!
Вскоре пришел доктор, взглянул на Булкина и сказал, что практика у него растет — прибавился еще один пациент.
Услышав, что он и Булкина, солидного человека, обзывает этим словом,
Доктор подсел к фельдшеру, осмотрел его, сказал, что в перевязочной тот вчера держался молодцом. Потом они завели разговор о конях, никогда я не думал, что о конях можно говорить такими непонятными словами. Только и слышалось: статьи, экстерьер, мокрец, медвежий постав и еще много слов, которые я забыл, потому что до сих пор в лошадях ничего не понимаю. Однако из одной фразы я понял, что Булкин служил в Конной Буденного, воевал с белополяками. Это меня очень удивило. Воевал, да еще в такой знаменитой армии, — и вдруг рассказывает всякие забавные истории, задает загадки, а о войне — ни слова. В те годы мне казалось, что если уж человек побывал на войне, он только об этом и должен говорить всю жизнь.
Уходя, доктор сказал мне:
— А тебя, бомбардир-наводчик, отец русской артиллерии, мы послезавтра выпишем.
Весь вечер этого дня я бродил по палате, и настроение у меня было спокойно-грустное. И опять хотелось выйти на широкую полевую дорогу и шагать, идти по ней куда глаза глядят: идти мимо городов и деревень, и отдыхать у тихих лесных рек, и слушать, как неторопливый широкий ветер шумит, раскачивает придорожные вербы. Ведь так хорошо на земле!
Я вышел на крыльцо, долго смотрел вдаль. Домик санчасти был расположен в стороне от других строений и палаток, с его крыльца виден был невысокий холм, поросший орешником, и красноватая глинистая тропа бежала по холму, скрываясь за гребнем. В воздухе стоял душный, сухой запах вереска и трав, сохнущих на корню. Уже несколько дней не было дождя, но теперь из-за холма плыла небом густая темная туча; издали доносились негромкие, глухие удары грома. Казалось, звук шел не по воздуху, а по земле.
Я вернулся в палату, прилег, но не спалось и не лежалось. Через койку спал фельдшер Булкин, и во сне лицо его было недоумевающее, удивленное, будто он сам себе задал загадку и не может отгадать.
Возвращение
Отвезли меня в городок на зеленой тележке с двумя большими колесами.
На прощанье ветеринарный фельдшер Булкин спросил:
— А ты знаещь, в какую сторону береста в огне свертывается: в ту, что наружу, или в ту, что к дереву была?
— Не знаю, — ответил я, ожидая, что он, по обыкновению, даст мне ответ.
— Вот приедешь домой, брось в печку бересту — и узнаешь, — сказал фельдшер и улыбнулся.
Сопровождал меня санитар. Он правил лошадью и молчал, думая о чем-то, а я сидел на сене и глядел по сторонам.
После недавней грозы воздух был прозрачный, свежий. На красноватой глинистой дороге блестели большие лужи, и в них отражались небо и белые, пухлые облака. Лошадь ступала прямо по облакам, дробила их копытами; со спиц звонко стекала вода, пласты земли налипали на ободья, росли, утолщались, потом
Санитар довез меня до дому и сдал тетке, сказав, что я должен лежать еще три дня.
Тетке, конечно, уже давно все было известно, она просто не хотела тратить зря время и не приходила ко мне. Встретила она меня хмуро, но бить пока не била; наверно, боялась, что придет врач и проверит, какой за мной уход. Ведь о несчастье на полигоне было известно всему городку; мы с Колькой, уцелевшие, были героями дня.
Колька навестил меня на следующий день. Он принес мне кусок пирога, а пока я жевал пирог, мой приятель рассказывал мне, что произошло за это время, — ведь он знал больше, чем я.
Потом он торжественно вытащил из кармана какую-то дощечку, из другого кармана вынул гвозди и дверную ручку вместо молотка — и стал прибивать дощечку к стене. «Просьба не плевать на пол», — было написано там.
— Тебе теперь гигиена нужна, — пояснил он. — Нарочно для тебя эту надпись стащил.
— Я ж не больной, — сказал я Кольке, — я нарочно лежу, чтоб тетка не дралась. Да и на пол тут никто не плюет, даже я сам не плюю.
— А с надписью все-таки лучше, — ответил Колька. — Зря я ее принес, что ли?
— Ты ее вешай вот сюда, за полотенце. А то тетка увидит.
Я был очень тронут Колькиным подарком, но не показывал виду, боясь уронить свое достоинство. Ведь Колька не был контужен, а я был. Колька не лежал в военной больнице, а я лежал, — где ж ему теперь тягаться со мной?
— А больше ничего не было за это время? — спросил я.
— Нет, больше ничего не было. — Потом он подумал и добавил: — Тут про тебя эта Валька спрашивала. Барсучиха.
— Валя! — Я даже подпрыгнул на кровати, но сразу же сделал равнодушное лицо.
— Валька, — строго поправил меня мой друг.
— А ты что ей сказал?
— Вот еще, буду я с ней разговаривать! Сказал, чтоб не совалась не в свои дела, вот и все.
— Ты, Колька, настоящий пациент, вот кто ты! — в сердцах проговорил я.
— Будешь ругаться, так и разговаривать не стану с тобой! — обиделся Колька. — Это ты вот и есть дурак, потому что все про нее спрашиваешь!
Когда ушел мой друг, я оделся и подошел к окошку, — оно выходило на богородицын дом. Я долго стоял у этого окошка. Странное, непонятное чувство овладело мной. Какой я счастливый! — думал я, и даже не думал, а только чувствовал; думаю я этими словами сейчас, когда вспоминаю. А тогда какие-то светлые волны, волны бессловесной радости захлестывали меня, перекатывались через меня…
Порою стоит нам уехать ненадолго из того места, где мы жили, — и по возвращении мы узнаем, что во время нашего отсутствия произошло столько событий, сколько при нас и за год не происходило.
Новостей было много. На улице врыли высокие деревянные столбы и уже подвешивали провода, — готовились пустить ток. До этого здесь, на окраине городка, электрического освещения не было.
В грозу упала поперек улицы осина, что стояла в саду домовладельца Пикина.
Была новость, касающаяся и меня: тетка в мое отсутствие вышла замуж за Кургазова. Венчались они в Никольской церкви и приехали оттуда домой на извозчике.