Облако возмездия
Шрифт:
На деревянном сарае, по виду – времен триумфального шествия советской власти, красовалась вывеска
«МАГАЗИН»
И под ней дополнительно небольшая табличка информативного характера:
«Вас обслужат с… до…»
Без цифр, без намека на них – даже следов не осталось. По факту, дополнение казалось лишним.
Дверь в сарай, однако, оказалась открыта, и перед ней врастала в почву толпа ожидающих мужиков. За их спинами, Нетрой видел в проеме двери, две продавщицы, лязгая зубами, отмахивались от мух. Глаза их, неутоленные, светились в полумраке мстительными огнями.
Мужики желали, чтобы их обслужили от и до, но встречного
– Чего ждем? – проходя, поинтересовался Феликс у крайнего мужичка.
– Пива, чего ж еще ждать-то? – удивился мужичек.
– А чего его ждать? – удивился встречно Нетрой. – Пиво, оно и есть пиво!
– А у нас – так! Ждать приходится! Мужичек обернулся к Феликсу и с удивлением на него воззрился, мол, что это за непонятный и непонятливый прохожий? Кепочка на сторону, папироска в углу рта – типаж, определил сетератор. – К трем часам только и привозят. Подтверждая слова, завсегдатай магазина взмахнул левой рукой, тогда стало заметно, что на ней не хватает трех пальцев, от мизинца до среднего, отчего рука была похожа на плохо выкованные клещи.
– Руку ты что, под паровоз сунул? – автоматически полюбопытствовал Нетрой.
Мужичек, запрокинув голову, как-то странно захихикал, открывая рот и растягивая губы накриво, поскольку в одном его углу продолжал удерживать папиросу. В разверзшейся воронке мелькнули всего два желтых зуба, один вверху, и один внизу.
– Аха, аха, и-и-и! – выдал мужик индюшиную трель. И закашлялся, надсадно, с посвистами.
Тут Феликс понял, что зря он этого, коцнутого, зацепил, не стоило. Товарищи двузубого и двупалого тоже обратили внимание на его странные смешки и, повернувшись, стали исподволь обходить писателя с боков, обхватывать. Вдобавок, он увидел, как высокий рыжий парень, явный предводитель местной пивной торсиды, тоже внимательно и хмуро на него поглядывал. Главное что – продолжительно, явно концентрируясь мыслями. Феликс подумал, что в такой ситуации и железный прут ему не очень поможет, его просто уронят и затопчут всей толпой.
– Ну, ты это, прости, – сказал он мужичку и умиротворяюще похлопал того по плечу. – Я спросил не подумавши… Прости! И, повернувшись, избегая окружения, быстро зашагал прочь. Еще долго он ощущал спиной враждебные взгляды. Но никто не кричал вслед, не пытался догнать – и то хорошо. Что за народ такой, думал он, злобный? Не пошути уже! Для обретения былой уверенности и регуляции расположения духа, он вытащил стержень из подмышки, похлопал им по ладони и положил на плечо, как дубину. Так-то лучше, подумал, расправляя плечи, как крылья.
Улица тянулась и тянулась, кружила по городу, казалось, без всякой цели и надежды добраться до конца и там отдохнуть. Пейзажи, которые вдоль нее открывались, честно говоря, глаза Нетрою давно уже не радовали. Не любил он запустения, вот хоть тресни. Если жить, так уж жить, на полную, думал он. Вкладываться так, чтобы душа радовалась, и от процесса, и от результата. А если по-другому, считать, что лишь на время, пересидеть пока, переждать, что и так сойдет, – нет. Не мое. Стоять у сарая и ждать, пока пиво подвезут? А что потом? Выпить пиво, поссать и снова ждать? И это жизнь? Бред какой-то!
Неожиданно улица выплеснулась за город, на поросший тем же бурьяном, только пониже и запутанней, пустырь. Здесь городской тракт сам собой преобразовывался в загородное шоссе и, делая на воле плавный поворот, метров через триста упирался в железную дорогу. Феликс представил в воображении условную карту Заглубинска, и по ней оказывалось, что Мухинская начиналась в одном месте у Магистрали и, сделав по городу широкий полукруг, заключив город в объятия, у Магистрали и заканчивалась, только значительно восточней. Переезд был закрыт, шлагбаум опущен, в ожидании поезда возле него выстроились штук пять машин. Водители выбрались из кабин и курили рядом.
Слева, притиснутый пустырем к дороге, возвышался высокий холм, Магистраль у его подножия сверкала рельсами, как река водой. Что-то потянуло Нетроя в ту сторону, захотелось ему забраться на верхотуру и оттуда обозреть, так сказать, пространство. А что? Почему нет? Хозяин-барин. В смысле, своих ног хозяин им же и барин.
Напрямую, продираясь сквозь бурьян, жесткий и спутанный, как спираль Бруно, он вскоре достался до холма, и не остановился, пока не взошел на его вершину. И, да, там Нетрой понял, что не ошибся в своих ожиданиях – вид с макушки открывался обширный, и на Магистраль в оба конца, и на равнину за ней, туманную, окаймленную сиреневыми сопками, округлыми, будто вырезанными из бархатной бумаги маникюрными ножницами. Здесь вовсю резвился ветер, а на самом краю обрыва, вытянув ноги в стоптанных кирзачах в сторону железной дороги, сидел еще один ценитель изысканных пейзажей и захватывающих перспектив. Как легко угадать по удобной обувке – мужчина старшего житейского возраста. По внешнему виду – десятке на седьмом очного по жизни плавания.
Нетрой молча пристроился рядом. Лишь свесив, как и старик, ноги с обрыва, поздоровался с ним:
– Здрав будь, командир!
Тот глянул на Феликса из-под мохнатых седых бровей.
– Доброго здоровьица! – пожелал в ответ, с поклоном.
Помолчали, выравниваясь настроением и ритмом дыхания. Проникаясь моментом, Нетрой обозревал пространство.
За городом, непосредственно за Магистралью, раскрывалась большая и глубокая даже не падь – долина, укрытая обманной накидкой, туманами и пылью, в которой терялась широкая бетонная дорога. Как раз, ходом на запад, прошумел состав, открылся переезд, и по дороге той во главе с полосатым автобусом потянулась колонна машин. Автобус недолго был в лидерах, машины по одной шли на обгон и, отрываясь, тонули в тумане. Скоро и автобус, как губка каплю воды, всосала в себя эта явно живая субстанция.
За долиной, на одной длинной сопке, Феликс обнаружил с пяток белых и розовых пятиэтажек, и столько же домов пониже. Оседлав горбатую гору, они плыли над туманами, как большой корабль по морю. Долина та по прикидке, была километров десять во все стороны, может, и больше.
Над домами, ясно видимые при свете солнца, кружили самолеты.
– Кто там живет? – кивнул на дома Нетрой.
– Сейчас может и никто, – был ответ.
– А раньше кто жил?
– Знамо дело, военные.
– А как же они там жили?
Старик пожал плечами.
– Знамо дело, жили как-то.
– А зачем они там жили?
– Знамо дело, зачем… Стойко переносили все тяготы и лишения.
– Складно вы толкуете.
– Это не я: устав так толкует.
– Служили?
– Довелось, знамо дело. Почетную обязанность отбыл, не уклонившись, в полном объеме. Вот там и отбыл. И он, как перед тем Феликс, мотнул косматой головой в сторону домов.
– Ваше право…
– Будь мое право, я бы… Знамо дело!
– Что?