Обман чистой воды
Шрифт:
– Одну минутку, Юра, я хочу спросить. Федя, а ты чего так перепугался, когда я Цезаря кликнул, а?
– Это пса, что ли, Цезарем зовут?
– А ты что подумал?
– Эх, знал бы я, что это всего только пес, я бы его хорошей пулькой встретил! – с ненавистью проговорил Федя.
– А ты кого хотел встретить?
– Вы про Цезаря-Ирода никогда не слыхали?
– Про Цезаря-Ирода? Это еще кто такой?
– Ну, ваше счастье…
– Ладно, Федя, говори, кто это такой, а то я умру от любопытства.
– Кто такой? А Ирод он Ирод
– А Цезарь – это его имя?
– Ну да. Цезарь, а фамилия Ирадов. Вот Иродом и прозвали… Мужики, отпустите, а? Если вы нас тут запрете, мы с Валерычем пропали. Если к Цезарю в лапы попадем, хошь не хошь, все ему скажем, а ежели слиняем по-быстрому, кто дознается, куда дамочка девалась?
Андрей Иванович задумался. А ведь Федюня прав. Слишком уж все они тут засветились. Да еще это имечко – Зорик! Это вам не Петя, не Ваня. Да и Карен… Эти люди могут в два счета дознаться, тем более что Карен по работе связан с Денисовым… Да, кажется, придется отпустить этих бандитов… Конечно, безопаснее было бы просто пристрелить их тут, но на это ни Андрей Иванович, ни Юрий Афанасьевич были попросту не способны. Но таким людям, как Федюня, ни в коем случае нельзя показывать свою слабость.
– Нет, Федюня, – покачал головой Андрей Иванович. – Нельзя тебя отпускать. Придется кончить вас тут…
И он направил пистолет на трясущегося от страха бандита. Он все рассчитал точно. Федюня взвыл и рухнул на колени:
– Мужики, побойтесь бога!
– А ты часто бога боялся?
– Боялся! Я всегда боялся! И вот же он меня наказал. Я всегда знал, что накажет! Вот мамой клянусь, еще чем хотите поклянусь, я теперь в монастырь уйду!
– Что? – рассмеялся Юрий Афанасьевич. – В монастырь?
– Да, в монастырь, мне еще в детстве бабка нагадала, что я вторую половину жизни в монастыре проведу. Видно, пора моя настала, пожалейте, мужики!
– Да возьмут ли тебя в монастырь? Грехов-то на тебе…
– Возьмут! Я раскаялся… У меня на родине монастырь есть, там монахи такие фрукты-ягоды выращивают! Думаете, мне эта жизнь бандитская в радость? Но жизнь так сложилась, я, если хотите знать, сразу после армии хотел туда податься, но… так вышло… Бандиты товарища моего убили, я отомстить хотел, к другим бандитам подался, ну и засосало. Я давно уж случая такого ждал, чтобы послать все это к чертовой матери… Вот и дождался. Пожалейте, мужики!
Бывшие десантники задумчиво молчали.
– Мужики, будьте людьми!
– А ты сам-то человек? – спросил Юрий Афанасьевич. – Не похоже что-то.
– Ладно, так и быть… Я вам сдам всю шарагу… Хотите?
– Да нам-то она зачем, твоя шарага. Кабы ты ее милиции сдал, совсем бы другой разговор пошел.
– Милиции я не могу…
– Почему это?
– Сами, что ль, не понимаете? Погиб я тогда… Достанут меня где угодно, хоть в монастыре, хоть на зоне… Менты сами насквозь гнилые, даже если я к честному попаду, все равно информация просочится, и тогда мне кранты… А так я исчезну неизвестно куда – и все! Искать-то меня им зачем? Невелика птица. Решат, что меня конкуренты урыли… А я тихонечко смоюсь. А, мужики?
– Слушай, Федя, а что, если… – почесал в затылке Андрей Иванович. Ему вдруг вспомнился один американский фильм, где была похожая ситуация. – Ты, Федя, грамотный?
– Это как? – не понял тот.
– Ну, читать-писать умеешь?
– Обижаешь, бугор! Я десять классов кончил.
– Вот и славненько. Садись и пиши. Юрик, у тебя ручка есть?
– Ручка есть, а вот бумаги нет.
– Мужики, а что писать-то?
– Признания предсмертные.
– Эх, мужики, я же вас по-людски просил…
– Да не трясись ты, не тронем мы тебя. Просто ты напишешь как бы предсмертное письмо. Как бы, понимаешь? А потом проваливай. Но это письмо будет для нас какой-то гарантией, что ты не всплывешь на поверхность, понял?
– Да! И вы меня отпустите?
– Конечно, на кой ты нам сдался? Юрик, поищи бумагу.
– Мужики, бумаги нормальной тут нет, но есть магнитофончик, может, я наговорю, а?
– Годится!
И через минуту Федюня уже говорил в микрофон:
– Я, Кожухов Федор Борисович, ухожу из жизни, поскольку жить так сил моих больше нету…
Надо заметить, что рассказ его был вполне искренним.
– Андрей, – тихонько позвал Юрий Афанасьевич, не сводя бдительного взгляда с Фединого затылка, – а что со вторым делать будем? Он же нам всю малину испортить может.
– Черт, я про него и забыл… Последи за этим, а я погляжу, как там Валерыч.
Он вышел на крыльцо.
– Папа! – кинулся к нему Гошка. – Что там такое?
– Там все нормально, а вот что со вторым нашим подопечным?
– Его Карен сторожит!
– А где же ваша докторша?
– Вон там на лавочке…
Действительно, возле дома стояла лавочка, на которой, сгорбившись, сидела Елизавета Марковна. Андрей Иванович быстро подошел к ней.
– Вам нехорошо? – спросил он тихо.
Она подняла на него глаза.
– Спасибо вам.
– Не за что.
– Не скромничайте. Спасибо вам за сына… теперь я понимаю, почему он такой… Вы хорошо его воспитали.
Если бы сейчас было не так темно, она бы увидела, что Андрей Иванович буквально вспыхнул от смущения.
– Увы, моей заслуги тут нет. Я не воспитывал его… Я его, можно сказать, бросил…
– Значит, это гены! – решительно проговорила Елизавета Марковна. – Но как бы там ни было, у вас прекрасный сын. А у него прекрасные друзья. Ими можно и нужно гордиться.
– Спасибо на добром слове. Подождите еще немного, и мы уйдем отсюда…
– А что будет с этим людьми?
– Я вам потом расскажу. Простите.
И он направился к Карену.
– Что тут?
– По-моему, он спятил, – шепнул Карен.