Обман
Шрифт:
А кстати, о Муханнаде… Очень скоро ему придется распрощаться со своей шикарной машиной, «Ролексом», мокасинами из змеиной кожи, с причудливым перстнем с бриллиантом и золотыми цепочками. Там, куда ему предстоит отправиться, они ему не потребуются.
Это, безусловно, повлияет на положение Акрама Малика в общине. Разумеется, и все азиатское население тоже пострадает. Когда фабрику закроют по результатам расследования преступной деятельности этого семейства, они вынуждены будут заняться поисками работы. Но только легальные иммигранты.
Нет, она все-таки была права, что приказала провести
Чтобы справиться с расследованием, необходимо будет подключить Интерпол для выявления международных связей иммиграционной схемы, проинформировать иммиграционную службу, совместно с которой предстоит заниматься депортацией людей, ввезенных в страну Муханнадом. Некоторые из них должны будут дать показания против него и его семейства на предстоящем процессе. Может, в обмен на легализацию? — предположила она. Что ж, возможно.
Она снова повернулась к Ажару.
— И еще. Как получилось, что мистер Кумар встретился с Кураши?
Однажды, когда они обедали на краю поля клубники, ответил Кумар, он подъехал, заговорил с ними, объяснил, что хочет помочь освободить их. Он обещал безопасность и начало новой жизни в этой стране. Кумар оказался единственным из восьми пакистанцев, работавших на этом поле, кто согласился. И в тот же день они с мистером Кураши уехали в Клактон, где Кумар поселился в доме миссис Керси. Кураши дал ему чек, чтобы он послал деньги семье в Пакистан в знак того, что мистер Кураши имеет только добрые намерения по отношению ко всем своим соплеменникам.
Так, подумала Эмили, презрительно фыркая про себя. Еще одна форма рабства: Кураши выгодно было, чтобы Кумар служил своего рода мечом, занесенным над головами Муханнада и его семьи. Кумар был слишком туп, чтобы понять эту новую роль.
Надо подняться наверх, в кабинет, и узнать, удалось ли Барбаре найти Муханнада. И ни в коем случае нельзя выпускать Ажара из управления, ведь он может предупредить своих родственничков. Она, конечно, может задержать его как соучастника, но стоит ей произнести хоть одно неосторожное слово, этот знаток законов моментально вызовет по телефону адвоката. Нет, лучше оставить его с Кумаром, пусть Ажар думает, что он оказывает несчастному соплеменнику первую необходимую помощь.
— Мне надо получить письменные показания мистера Кумара, — обратилась Эмили к Ажару. — Я прошу вас побыть с ним, пока он пишет, а затем приложить к ним свой перевод. — На это потребуется минимум два часа, прикинула она.
Кумар торопливо заговорил. У него тряслись руки, когда он закуривал очередную сигарету.
— Ну, что теперь? — скривившись, спросила Эмили.
— Он хочет узнать, получит ли он бумаги. Ведь он же рассказал вам всю правду.
Во взгляде Ажара был не только вопрос, но и явный вызов. Он уже достал ее своими выразительными взглядами!
— Скажите ему, что получит. Но в свое время. — И Эмили вышла на поиски сержанта Хейверс.
Юмн подметила интерес Барбары к рабочему столу Салах.
— Ее бижутерия, или как там она это называет… Я считаю, это просто ширма, чтобы не исполнять своих домашних обязанностей.
Она подошла к Барбаре и выдвинула четыре ящика маленького комода. Рассыпав по столу их содержимое, она посадила Анаса на стул, и ребенок стал играть забавными блестяшками. Он выдвинул еще один ящик, вывалил на стол и перемешал монеты, бусины, камешки. Он весело смеялся при виде разноцветных ярких штучек, скользивших и катившихся по столу и полу. А ведь минуту назад все они были аккуратно разложены по размерам, цвету, назначению, а теперь Салах придется целый вечер, не разгибаясь, собирать и раскладывать свои запасы.
Юмн и пальцем не пошевелила, чтобы отвлечь ребенка. Она, словно поощряя его шалости, улыбалась и ерошила мальчику волосы.
— Тебе нравится, мое золото? — щебетала она. — Скажи своей мамочке, какой это цвет? Красный. Анас, покажи все красные камушки.
Барбара больше не могла выносить явно задуманного издевательства.
— Миссис Малик, — обратилась к ней Барбара. — Скажите все-таки, где я могу найти вашего супруга? Мне необходимо с ним поговорить.
— Зачем? Я ведь уже сказала вам…
— Каждое слово, произнесенное вами в течение последних сорока минут, запечатлелось в моей памяти, словно выбитое на скрижалях. Но мне надо выяснить у него некоторые обстоятельства, связанные со смертью мистера Кураши.
Юмн повернулась к Барбаре, продолжая поглаживать Анаса по голове.
— Я сказала вам, что он не имеет никакого отношения к смерти Хайтама. Вам надо говорить об этом с Салах, а не с ее братом.
— Тем не менее…
— Никаких «тем не менее». — На этот раз Юмн повысила голос. На щеках вспыхнули красные пятна. Она сбросила с себя елейную маску примерной жены и матери. Лицо перекосило злобой. — Салах и Хайтам говорили друг с другом. Ему было известно, чем она занималась по ночам. Я думаю, поскольку вы служите в полиции, то сможете без особых усилий прибавить единицу к единице. Мой Муни, — объявила она, ставя все точки над «i», — мужчина среди мужчин. И вам не обязательно говорить с ним.
— Хорошо, — сказала Барбара. — Благодарю вас за то, что уделили мне время. Я сама найду выход.
Ее собеседница почувствовала, что Барбара вложила в последние слова еще и другой, не явный смысл, но с тем же упорством повторила:
— Это совсем не обязательно — говорить с ним. Обойдя ее, Барбара вышла в коридор. Позади нее вновь раздался голос Юмн:
— Вы ведь не верите мне насчет Салах? Вы обменялись двумя словами с этой маленькой сучкой и, как все остальные, вообразили, что видите перед собой грациозную лань. Такую тихую. Такую нежную. Она ведь и мухи не обидит. Вы любуетесь ею. А она смеется над вами.
Барбара начала спускаться по ступенькам.
— Эта шлюха дурит вас. Шлюха! Она только притворяется чистой, преданной, благочестивой, доброй! А сама приводит мужиков в свою комнату, укладывается с ними в постель!
Барбара подошла к двери. Взялась за ручку. Юмн, стоя на верхней ступеньке, прокричала ей:
— Он был со мной!
Рука Барбары замерла, до нее дошел смысл слов. Она обернулась.
— Что?
Держа на руках младшего сына, Юмн спустилась по лестнице. Теперь пылали не только ее щеки — побагровело все лицо. Ее блуждающие глаза сверкали каким-то диким блеском, который усиливался с каждым словом: