Обман

Жизнь Иэна Армстронга круто покатилась под откос с той самой минуты, когда ему сообщили, что в связи с сокращением штатов он уволен. Устраиваясь

в эту компанию, он знал, что место временное. Об этом сообщалось в объявлении, с ним не заключили контракт, но за два года, в течение которых он не чувствовал ни малейшей угрозы безработицы, Иэн как-то незаметно расслабился и даже стал на что-то надеяться.

Предпоследняя приемная мать Иэна, наверное, отреагировала бы на известие о том, что он потерял работу, утешительными словами, жуя при этом со смачным чавканьем песочные крекеры: «Ладно, мальчик, не бери в голову. Ты что, можешь заставить ветер дуть в другую сторону? Ведь нет же. Когда ветер доносит вонь коровьего навоза, умный человек зажимает нос». Сделав паузу, она налила бы себе стакан остывшего чаю — из чашек она никогда не пила, — в несколько глотков осушила его, а потом продолжила бы: «Жизнь, мой мальчик, такая штука — все равно что езда на неоседланной лошади». Сказав это, она вновь сосредоточилась бы на последнем номере журнала «Хелло!», с восхищением разглядывая фотографии знаменитостей, запечатленных в шикарных лондонских квартирах и загородных особняках.

Она вообще частенько призывала Иэна подчиниться судьбе и смириться с тем, что хорошая жизнь — не для таких, как он. Впрочем, Иэн никогда и не стремился к чему-то особенному. Ему нужно было лишь понимание, и он искал его с упорством ребенка, который даже не надеялся на усыновление. Желания его были до крайности просты: жена, семья и ощущение безопасности от осознания, что будущее может быть хотя бы немного получше, чем жестокое и беспощадное прошлое.

А ведь ему казалось, что он почти этого достиг. Не жалея себя, он выкладывался на службе. Каждый день Иэн первым появлялся в офисе, часто и без дополнительной оплаты работал сверхурочно. Он знал по именам всех сотрудников компании. Мало того: он помнил, как зовут их жен, мужей, детей, — как-то само собой запало в память. И что он получил за свои усилия? Устроенная сослуживцами отвальная с неизменными тепловатыми коктейлями да упаковка носовых платков, подаренная Тайей Рек, — вот и вся благодарность.

Иэн всеми способами старался предотвратить неизбежное. Числясь временным работником, он даже и не искал другого места, пытаясь таким образом задобрить судьбу. Он пробовал договориться с администрацией, соглашался работать за меньшее жалованье, а затем стал попросту умолять не выбрасывать его на улицу.

Столь явное, ничем не прикрытое раболепие перед начальством никак не унизило бы Иэна, останься он в результате на прежнем месте. Ведь это позволило бы ему по-прежнему регулярно погашать кредит за недавно купленный дом, он и Анита смогли бы подарить своему Мики братишку или сестренку, и Иэну не пришлось бы посылать жену работать. И что самое важное — он не увидел бы презрения, переполнившего глаза Аниты, когда она узнала о том, что его в очередной раз поперли со службы.

— Дорогая, это все из-за проклятой депрессии, — объяснял он ей. — Она все больше и больше дает о себе знать. Наши родители во время Второй мировой войны прошли через испытание огнем. А на нашу долю выпало испытание депрессией.

Она бросила на него откровенно насмешливый взгляд:

— Да пошел ты со своей философией! Ты ведь и родителей-то своих не знаешь, Иэн Армстронг. — А потом, неожиданно сменив тон на дружеский, продолжала: — Значит, как я полагаю, мне снова светит библиотека. Хотя, честно говоря, я не вижу в этом большого смысла: ведь мне придется искать кого-то приглядывать за Мики, пока я на работе, а за это надо

будет платить. А может, ты будешь присматривать за ним, а не искать новую работу? — Ее губы расплылись в широкой, насквозь фальшивой улыбке.

— Я как-то не думал…

— В этом и кроется корень всех твоих злоключений, Иэн. Ты никогда не думаешь. Ты никогда ничего не планируешь. Ведь мы постоянно только и делаем, что катимся от проблемы к кризису, а от кризиса к бедствию. У нас новый дом, за который нам не расплатиться, у нас ребенок, которого нам не прокормить, а ты по-прежнему ни о чем не думаешь. Если бы ты смотрел хотя бы на шаг вперед, ты укрепил бы свое положение; если бы ты полтора года назад, когда на фабрике началась реконструкция, пригрозил им, что уволишься — а ведь тогда во всем Эссексе не было никого, кроме тебя, кто мог бы выполнить для них то, что…

— Это не совсем так, Анита.

— А как? Ты что, вообще ничего не понимаешь?

— Ты о чем?

— Да о том, что тебя втоптали в грязь! Ты не лез вперед и не выпячивался. А если бы ты не сидел молча, ты работал бы сейчас по контракту. Если бы ты когда-нибудь хоть что-то предвидел, ты потребовал бы заключить с тобой контракт, когда был им нужен больше, чем кто-либо другой.

Когда Анита пребывала в таком настроении, с ней было бессмысленно спорить. Впрочем, если уж говорить начистоту, Иэн и не мог упрекать жену за то, что она так раздражена. Они были женаты уже шесть лет, и за это время его трижды увольняли со службы. Два предыдущих увольнения она перенесла спокойно и даже поддерживала его: ведь тогда они жили с ее родителями, а потому им не грозили финансовые потрясения, которые сейчас могли разрушить семью. Если бы все обернулось иначе, думал Иэн. Если бы у него была постоянная, стабильная работа. Но блуждание по сумрачным дебрям мира «если бы» не подсказывало решения проблемы, возникшей в очередной раз в их жизни.

Так что Анита вернулась на прежнюю скучную и скудно оплачиваемую работу в городской библиотеке, где она переставляла книги с полки на полку и помогала пенсионерам отыскивать нужные журналы. А Иэн снова приступил к унизительным поискам работы в одном из районов страны, пребывающей в состоянии затянувшейся депрессии.

Каждое утро он, тщательно одевшись, уезжал из дома раньше жены. В северном направлении он доезжал до Ипсуича, в восточном — до Колчестера. Двигаясь на юг, он достигал Клактона, а случалось, что и самого Саутэнда-он-Си. Он старался изо всех сил, но все было напрасно. По ночам он явственно чувствовал молчаливое, все растущее презрение Аниты, а потому даже по выходным под любым предлогом сбегал из дома.

По субботам и воскресеньям он за прошедшие недели во всех подробностях изучил полуостров Тендринг. Его излюбленным маршрутом был короткий проезд через город до фермы Брик-Барн, возле которой, повернув направо, он выезжал на дорогу, пересекающую долину. В конце долины Иэн останавливал свой «моррис» и, если был отлив, надевал веллингтоны и шлепал по покрытой жидкой грязью мощеной дороге к возвышающейся над морем земляной глыбе, которую называли Лошадиным островом. Отсюда он наблюдал за приближающимся приливом и собирал ракушки. Природа приносила его душе умиротворение, которого он был лишен в нынешней повседневной жизни.

В то субботнее утро прилив был высокий, и Иэн решил пройти по Незу — причудливой формы мысу, поднимавшемуся над поверхностью Северного моря на 150 футов и отделявшему от него болотистую впадину, которую жители называли Рассольным Чаном. Подобно всем городам, построенным вдоль береговой линии, городок Балфорд-ле-Нез находился в состоянии постоянной борьбы с морем. Но на мысе не было ни системы волнорезов, ни бетонированных откосов, служащих защитной броней от непредсказуемого воздействия смеси глины, гальки и земли, под напором которой крошились скалы и усеивали обломками расположенную внизу отмель.