Обман
Шрифт:
— Ты не зашла на кухню, — сказала Бардах. — А мне без тебя скучно. Я даже подумала, что тебя еще нет дома, но Юмн слышала, как ты пришла.
Да, от Юмн ничего не скроешь, расстроилась Салах, она со злобной готовностью докладывает свекрови обо всех упущениях Салах.
— Я поднялась к себе на несколько минут, — ответила Салах. — Прости меня, амми. Ты уже начала готовить обед?
— Только поставила варить чечевицу.
— Тогда я…
Вардах, придержав за плечо порывавшуюся встать Салах, сказала:
— Салах, я могу приготовить обед и с завязанными глазами.
Откинув расчесанную прядь на спину дочери, она принялась за другую.
— Мы можем поговорить?
Слова матери болью отозвались у нее внутри, словно чей-то тяжелый кулак внезапно ударил прямо по сердцу. Сколько раз она слышала от Вардах эти слова? Тысячи раз? Сотни тысяч? Они звучали как призыв откровенно поделиться секретами, мечтами, задать трудные вопросы, рассказать о чувствах, сокровенных надеждах. И этот призыв всегда подразумевал твердую уверенность, что все сказанное матерью и дочерью останется между ними.
Расскажи мне, что бывает между мужчиной и женщиной? И Салах слушала с испугом и благоговейным страхом рассказы Вардах о том, что происходит между мужчиной и женщиной, связавшими себя узами брака.
А откуда родителям известно, что выбранный ими человек годится в супруги кому-то из их детей? И Вардах неторопливо и спокойно описывала все способы, к которым прибегают отец и мать для того, чтобы выяснить, что творится в сердцах и душах их детей.
А ты, амми? Ты боялась выходить замуж за того, кого не знала? Я больше боялась переезда в Англию, ответила Вардах. Но она верила, что Акрам сделает для нее все возможное, и не сомневалась, что ее отец выбрал ей в мужья человека, который будет заботиться о ней всю жизнь.
Неужели ты никогда в жизни ничего не боялась? Даже встречи с абби-джаном? Разумеется, боялась, ответила мать. Но она знала свои обязанности, и когда ей представили Акрама Малика, она разглядела в нем доброго человека, с которым она могла бы устроить свою жизнь.
К этому мы, женщины, должны стремиться, внушала ей Бардах в те тихие минуты, когда лежала рядом с дочерью на ее кровати перед тем, как Салах засыпала. Мы счастливы, исполняя желания наших мужей и детей, а также подбирая для детей спутников жизни, с которыми они в мире и радости проживут свой век.
Истинное счастье, Салах, возникает из соблюдения наших традиций. А традиции связывают нас воедино и делают народом.
Во время этих вечерних разговоров полумрак, царивший в комнате, скрывал их лица и располагал их сердца к откровенности. А теперь… Салах задумалась. Ей так хотелось поговорить с матерью, раскрыть свое сердце Вардах, получить желаемое успокоение, ощутить себя в безопасности — ведь так было всегда, когда мать находилась рядом. Но для этого ей необходимо рассказать правду, которая, без сомнения, навсегда уничтожит даже бесплотную надежду — надежду обрести покой.
И она тихо произнесла единственное, что могла сказать:
— Амми, сегодня полиция
— Твой отец сообщил мне об этом по телефону, — ответила Вардах.
— И еще они прислали двух полисменов. Полисмены вызывают работников в комнату для совещаний и допрашивают. Всех: с производства, из экспедиции, со склада, из цеха подготовки сырья.
— А с тобой, Салах, они беседовали?
— Нет. Еще нет.
Казалось, Вардах услышала тревогу в голосе Салах, потому что на мгновение ее рука, расчесывающая волосы дочери, замерла.
— Ты боишься беседы с этими следователями? Тебе известно что-нибудь о смерти Хайтама? Что-нибудь, о чем ты еще не говорила?
— Нет. — Салах тут же убедила себя в том, что это не ложь. Ей и вправду ничего не известно. У нее нет ничего, кроме подозрений. Она выжидательно смотрела на мать, стараясь угадать, уловила та или нет колебание в ее голосе. — Но я боюсь, — продолжала Салах. Вот и вся правда, которую она могла доверить матери.
Вардах положила щетку для волос на комод. Подойдя к дочери, она мягкими пальцами взяла Салах за подбородок, подняла ее лицо и пристально посмотрела в глаза. Салах почувствовала, как заколотилось ее сердце, и поняла, что родимое пятно на щеке потемнело.
— Тебе нечего бояться, — сказала Вардах. — Отец и брат защитят тебя, Салах. Да и я не дам тебя в обиду. С тобой не случится ничего плохого. Отец не пожалеет жизни, чтобы обезопасить тебя. Ведь ты и сама это знаешь, верно?
— Плохое уже случилось со всеми нами, — прошептала Салах.
— То, что случилось с Хайтамом, затронуло и нашу жизнь, — согласилась Вардах. — Мы должны сделать выбор, а это значит, мы должны говорить правду. Только ложь и запирательство могут запятнать репутацию нашей семьи.
В этих словах не было ничего нового, чего Вардах не говорила прежде. Но сейчас сила этих слов поразила Салах. Она не смогла сдержать слез, и мать их заметила. Лицо Вардах смягчилось, она обняла дочь, прижала ее голову к груди.
— Ты в полной безопасности, мое солнышко, — сказала она. — Это говорю я, твоя мать.
Но Салах знала, что безопасность, о которой говорит мать, подобна туману, который скоро разгонит ветер.
Второй раз за день Барбара пробилась к Эмили сквозь плотное окружение ее помощников. Перед тем как впервые направить ее на встречу с представителями семьи Малика, Эмили затащила Барбару в раздевалку и снова поставила перед зеркалом, чтобы еще раз поколдовать над ее лицом: тональный крем, пудра, румяна, тушь для ресниц. Накладывая помаду, она приказала:
— Растяни губы, сержант. — А когда Барбара запротестовала, объявила: — Я хочу, чтобы на этой перепалке ты выглядела достойно. Это особенно важно в нашей работе. Только дурак не придает этому значения.
Подправляя то, что испортила жара, она давала Барбаре наставления по поводу предстоящей встречи. Она обозначила темы, которые Барбаре предстояло обсудить с пакистанцами, напомнив ей об опасностях минного поля, по которому они сейчас пробирались.
Назидательный монолог она закончила словами: