Обмани смерть
Шрифт:
Снайпер заметил цель, вскинул к плечу винтовку, через оптику отчетливо увидел довольное упитано холеное лицо человека, который сейчас умрет от его пули. Человека?
— Эту патологию сознания «новых хозяев» нетрудно объяснить, — говорил Обмани смерть, — многим из них уже мало просто денег и материальных благ, мало купленных плотских наслаждений, пресной и такой обыденно скучной кажется административная власть или власть их капиталов. Они хотят новых волнительных запредельных ощущений и абсолютной власти, абсолютной и недоступной для других, простых смертных. Отсюда и все их выходки, которые иногда становятся известными. В их среде происходит нравственная мутация и всё чаще и чаще появляются особи которые подвергая людей физическим и душевным мукам находит в их страданиях эликсир власти, ее квинтэссенцию. Но отведав этого напитка, они перестают быть людьми. В этом круге мутантов идет повальное увлечение «черной» мистикой и оккультизмом. Это нелюди, которые присвоили себе право быть «сверхлюдьми». В психиатрии, в том числе и судебной, это хорошо известное явление.
— Ну и власти у нас, — мрачно бросил, рассматривающий детали модифицированной винтовки, Кольцов.
— Обобщения часто совершенно несовместимых фактов неминуемо приводят к ошибкам, — быстро возразил Петр, — а такая патология может возникнуть у члена любой социальной группы. Я тебе могу массу примеров привести, когда изуверами и нелюдью становились люди из малообеспеченных или так называемых средних социальных слоев, так они уничтожали свой комплекс неполноценности, так они вырывались за отведенные для них рамки. И знаешь, что…
Обмани смерть пристально посмотрел на мрачного сдержанного и как заряженного энергией действия Андрея Кольцова.
— Ты ведь тоже хочешь вырваться за отведенные тебе социальные рамки, в определенном смысле мы ничем не лучше их…
— Петр Николаевич! — поспешно вмешалась Даша, — вы дальше про патологию расскажите, здорово у вас получается, просто как лекция в университете.
— Вот как? — широко улыбнулся ей Петр, — я вижу основы психологии у вас в академии уже преподавали? Локализовать намечающийся конфликт, отвлечь и переключить внимание, молодец! Из тебя получится отличный убийца.
Девушка недовольно засопела, а Кольцов резко бросил:
— Мы не убийцы! Мы…
— Не спорь Андрей, — быстро прервала его Даша, — это Петр Николаевич, нас на психологическую устойчивость проверяет, специально провоцирует и смотрит за реакцией, так?
— С чего ты взяла? — очень натурально удивился Петр.
— Когда у вас дома была, то книги в вашей библиотеке просмотрела, — насмешливо заметила Даша, — там есть несколько специальных научных трудов, сборники с тестами и несколько журналов по психиатрии.
— Свою библиотеку я завещаю тебе, — с торжественной театральностью заявил Петр Николаевич, и практично добавил, — в ней есть несколько довольно дорогих раритетов, надеюсь, ты их не сменяешь на бижутерию. Эй ты чего?!
Лицо у Даши скривилось в болезненной гримасе, она сильно побледнела и со смущенным испугом посмотрела на Петра Николаевича. Обмани смерть раскатисто засмеялся и:
— Ну Дашка ты точно дура, умная, грамотная, толковая, но чисто по бабьи все равно дура. Вон на Андрея смотри, да ему по большому счету всё равно, что я умираю, и не потому, что он бесчувственный болван, а просто мыслит по-мужски, все там будем. Смерть это нормально и вполне естественно.
— Не бравируй Петр, — тихо попросил Андрей, — не стоит. А смерть нормальна и естественна только когда она приходит к другим, а не лично к тебе. И Даша права, рассказывай про патологию в обществе, мне действительно интересно.
— Знаете кого мы сейчас напоминаем? — хмуро поинтересовался Петр и не дожидаясь вопроса, сам ответил, — группу террористов второй половины девятнадцатого или начала двадцатого века. Вполне вменяемые и образованные люди были, всё справедливости добивались, и тоже пока бомбы снаряжали любили на высокие темы по рассуждать и поспорить, а потом на акт, людей в клочья, сами на висельницу. И что? Что я вас спрашиваю, это дало? Начало двадцать первого века и мы тут сидим и обсуждаем как по идейным соображениям прикончить с десяток мерзавцев. А рассуждениями о патологии оправдываем убийства, подводя под них моральную базу. Выводим наших жертв, за круг человеческих отношений, самозвано ставим на них клеймо «нелюдь». Конечно, так убивать намного спокойнее…
Ответом было молчание. Нечего возразить, всё верно, только иногда когда уже просто нет сил терпеть ликующее торжество насильников человек берет в руки оружие. Если законом стало вседозволенность и безнаказанность для одних и фактическое рабство для других, то ответом будет насилие. Жаль, очень жаль… Жаль, что мы опять готовы спотыкаясь бежать по бесконечному кругу, сплошная линия которого будет очерчена человеческой кровью виновных и невиновных.
Снайпер меняя прицел чуть повел стволом винтовки, анатомию он хорошо знал, и сейчас всего через мгновение его пуля разорвет плоть легочной ткани и педофил с наслаждением пьющий страдания изнасилованных детей захлебнется кровью. Нелюдь почуяла смерть. Он испуганно озираясь завертел головой, а снайпер задержав дыхание плавно соединил контакты. Горит порох, газ выталкивая пулю разгоняет ее и она вращаясь летит по нарезам ствола, глушитель гасит звук, легкий удар отдачи приклада в плечо. Это он пуля, это он смерть, это он отмщение и по ту другую сторону ствола валится в грязь нелюдь.
— Ну ладно, — не услышав возражений, покачал головой Петр и негромко продолжил, — В ареале власти фактор риска стать нелюдью и остаться безнаказанным намного выше, чем в других группах. При всём несовершенстве наших правоохранительных органов, нелюдь из других социальных групп всё равно будут искать и рано или поздно найдут. А вот если нелюдью стал представитель власти, то… Сильная уверенная в своем праве власть не боится признать, да был такой, но мы сами его взяли, а вы судите. Слабая власть боится, она просто боится, что всех ее носителей будут отождествлять с этими преступлениями. Дела заминают, их просто нет, а если нельзя замять, если эти преступления, эти нечеловеческие оккультно-сатанинские забавы «сверхлюдей» все — же благодаря интернету становятся известны, то часто под «топор» правосудия кладут отвлекающую жертву. Делается это просто, подбирают подходящего человека без связей, мало заметного, желательно с небольшим криминальным прошлым, пытками вынуждают его к самооговору. Дальше суд, преступник изобличен и наказан, а нелюдь снова выходит на охоту, беспощадная и неуязвимая.
Неуязвимая? Снайпер через оптику бесстрастно смотрел как пораженная цель захлебываясь своей кровью умирает, раз дернулся, два, конвульсия, всё готов, теперь это просто труп. Вот и вся его неуязвимость, её цена всего лишь пуля. Снайпер стал быстро и ловко разбирать винтовку. Создавая это оружие, самоучка — оружейник положил в основу принцип действия механизмов хорошо ему знакомого РГС-50М, ручного гранатомета специального назначения. Только вместо гладкого ствола ГРС-50 М был установлен ствол карабина образца 1891/1930 гг. в оболочке глушителя. Ребристый глушитель, оружейник сам его изобрел и сделал, охватывает весь ствол винтовки и за счет этого размера гасит физическую волну звука, незначительно уменьшая при этом убойную силу, нарезной ствол, медные клеммы и электрический прибор для разряда поджигающего порох, съемный приклад с пружиной амортизатора, оптический прицел, и всё. Пороховой заряд в папиросной бумаге и разрывная пуля заряжались с дульной части винтовки. Никаких магазинных коробок, затворов, затворных рам и других предметов. Просто, удобно, рационально и безотказно. Для одного выстрела разумеется. А ему больше одного выстрела и не надо, он снайпер.
— Пытки сейчас почти стали нормой при расследовании уголовных дел, — негромко продолжая рассказывать о работе полиции, говорил Петр Николаевич, — И раньше пытали, но тогда хоть какие то «тормоза» у милиции были, и это было скорее исключение, чем правило. А теперь… одно слово полицаи. Расследование преступления это наука, я бы даже сказал это синтез различных наук. Этому надо учиться, потом уметь применять полученные знания, а это непросто, трудно, хлопотно и не исключена возможность ошибки. Куда проще пытать подозреваемого пока он не сознается. Доказать пытки трудно, а если их осуществляют спецы то просто невозможно. В этом тоже слабость властной системы, осуждая невиновного и оставляя без наказания опытного преступника, она вольно или невольно, порождает у него ощущение безнаказанности, эйфорию вседозволенности, содействует росту профессиональной преступности и закрывает на этот рост глаза. Ну вроде как: «Мы под охраной и лично нас это не коснется, а на остальное плевать». В нашем обществе человек одинок и беззащитен, а любую попытку организоваться и объединится даже для самой элементарной самозащиты, власти жестко пресекают в корне. Такое стремление к самостоятельности и организации для них намного страшнее профессиональной преступности, ведь сразу встанет вопрос: «А на кой вы нам теперь нужны дорогие власти? А не пошли бы вы к такой-то матери!» Вот такие дела. Как раньше говорили, уголовные преступники для нынешней власти это социально близкий элемент, так как на основу власти они не посягают. Или правильнее сказать до поры не посягают.