Обманная весна
Шрифт:
Грин скользил по телам девушек рассеянным взглядом, как по потолку и по стенам. Сперва он ел; это выглядело не как праздничное обжорство, а как обычное утоление голода привычно полуголодным человеком. Потом он взял бокал с мартини и уселся в кресло, задумчиво рассматривая мокрый тополь и серое небо в окне. И все.
Девушки без конца меняли записи. Музыка гремела так, что, очевидно, на лестнице можно было различить слова песенок. Им хотелось танцевать; Лидочка вытащила Ивана на середину комнаты, Грин наблюдал за ними с веселым изумлением, от которого у Ивана горели уши. Мариша пристроилась на подлокотнике кресла; расстегнутых пуговиц на блузке постепенно становилось все больше.
— Говорят, вы с Ваней вместе воевали? — мурлыкнула она, обещая тоном все, что можно.
Грин молча кивнул, заставив бедную девушку тщетно придумывать следующий вопрос. На придумывание ушло минуты полторы. Грин смотрел на облака; его взгляд уходил в небеса на два сантиметра выше Маришиной груди.
— Ты танцевать не любишь? — придумала Мариша.
Грин пожал плечами. Иван испытал приступ острой жалости к девушке.
— Он такую музыку не любит, — сказал Иван. — И вообще музыку не особенно любит.
— А что ты любишь? — радостно спросила Мариша, одарив Ивана благодарным взглядом.
— Тишину и одиночество, — так же радостно сообщил Грин.
— Может, погуляем? — тут же спросила Мариша.
— Вдвоем — это уже не одиночество, — сказал Грин. — Вдвоем — это ты у меня будешь брать интервью всю дорогу. Да?
— А «Грин» — это «зеленый» по-английски, — заметила Лидочка булавочным тоном. — Как бакс?
— Шикарная женщина, — сказал Грин в пространство. — Из всего зеленого в мире ее интересуют только баксы…
Мариша хихикнула и ёрзнула на неудобном подлокотнике, приподнявшись на два недостающих сантиметра. Грин с комическим удивлением уставился на ее бюст:
— Ух ты!
Лидочка прыснула. Иван секунду пытался подавить смешок, но все же не удержался и хохотнул. Мариша ядовито спросила:
— Точно зеленый, Лида? Может, какого другого цвета?
— Красно-коричневый, — ухмыльнулся Грин. Будь у него вампирские клыки — он показал бы их в подробностях. — Не наживите врага, фройляйн. Были бы диссиденты — а крематорий найдется… Кстати о сиськах. Полагается только смотреть, или потрогать тоже позволяют?
Мариша вспыхнула, а Грин лапнул ее с вивисекторски-бесстрастной, почти издевательской миной и презрительно констатировал:
— Так себе. Разве что в праздник и спьяну… Есть что совать под нос!
Краска слетела с Маришиного лица. Она наотмашь врезала Грину по скуле и выскочила из комнаты. Лидочка выскочила за ней — утешать в кухне рыдающую подругу. Напоследок она успела одарить Грина уничтожающим взглядом.
Иван, так и не успевший никак отреагировать на действо, занявшее, от силы, секунд пять, стоял посреди комнаты, чувствуя на лице идиотскую улыбку, а глубже — крайнюю досаду.
— Ванюха, я, пожалуй, пойду, — безмятежно сказал Грин, даже не стирая с лица отпечатка Маришиных пальцев. — Скоро стемнеет, хочу пройтись. Ты со мной?
— Грин, ты что творишь? Не чересчур?
Грин пожал плечами, встал и вышел в коридор. Иван выскочил за ним, думая, что выглядит точно так же, как Лидочка.
— Грин… ты чего бесишься?
Взгляд Грина снова стал веселым и удивленным.
— Я бешусь? Я никому грубого слова не сказал.
— Ты ее обидел…
— Иван, я не терплю блудливых сучек, в течке не соображающих, что они несут. Если твою Лидочку задело рикошетом — прости.
Иван замолчал. Дождался, пока Грин закончит зашнуровывать ботинки.
— Жаль, что уходишь.
— Прости. Душно.
Это «душно» вдруг все перевернуло, осветило другим светом.
— Погоди, я с тобой все-таки.
Вечер, бурый и ледяной, с пустым слепым небом без луны, источал тревожный резкий запах. Дынная зимняя свежесть ушла, дымный аромат весны еще даже не угадывался; пахло больным снегом, бензином и догоревшей, умирающей мимозой. Этот запах, холод и мрак оживили Грина; в его глазах появился блеск, а в движениях — звериная настороженность. При Грине не было ни пистолета, ни заступа, ни автомобиля — но он охотился, и холодная сила, как статическое электричество, окружала его вполне осязаемым коконом.
Грин обмакнул пальцы в холодный ветер, как в воду, и поднес к лицу.
— Вань, ты замечал когда-нибудь, что воздух на вкус разный? Когда тварь рядом, ветер отдает ладаном и ванилью…
Иван зябко передернул плечами.
— Слушай, сегодня восьмое марта… Может, без вампиров обойдемся?
— Праздник не церковный, — возразил Грин. — И я тебя не тянул.
Иван остановился.
— Грин, я не понимаю! Уходить от девушек, чтобы гоняться за нечистью?! За ходячими трупами? Грин, ты отдыхаешь когда-нибудь?
Улыбка Грина стала опасной.
— От охоты? Нет.
— Тебе не кажется, что это ненормально? Грин, у тебя девушка есть?
— Не нуждаюсь… — Грин вдруг приподнял бровь. — Ой, Ванечка! Никак, ты меня сосватать хочешь? Как я тронут…
— Да не сосватать, а вообще… Ну что ты так Маришку? Допустим, она потаскушка, но ведь милая же…
— Иван, ты пошел со мной, чтобы учить меня жить? — Грин по-прежнему не повышал тона, но звук его голоса Ивану совсем не нравился. — Напрасно. Я не терплю, когда на меня давят. И не считаю чем-то соблазнительным грязную возню, вокруг которой поднимают столько шума.
Иван слегка опешил.
— Ты про секс вообще, что ли? — спросил он потрясенно.
— Да. Удовлетворен?
— Как же ты живешь? — Иван постарался, чтобы сочувствия было незаметно. — Порнуху смотришь?
Грин скривился.
— То есть, своих случек не хочу, но подглядываю за чужими? Иван, прекрати. Мне уже противно. Мы с тобой друзья, но всему есть предел. Не лезь ты в мою личную жизнь, Бога ради!
Иван понял, что еще одно слово может спровоцировать серьезную ссору, но ссориться с Грином совершенно не хотелось. Он уже чувствовал себя виноватым, но кое-что выяснить страшно хотелось, и с языка сорвалось-таки: