Обманщик
Шрифт:
– Боже сохрани, я вовсе не хочу тебя огорчать. Ты же знаешь, как я тебя люблю. Мне просто жаль твою жену. Каково ей так жить. Ведь, что ни говори, она привыкла к роскоши.
– Я ее не неволил. Она заранее знала, на что идет.
– Все-таки мужчины породой покрепче. Мы честолюбивы, у нас есть свои фантазии, свои… ну, скажем, глупости. Женщины больше зависят от мелочей. Вот окна у вас выходят на стену. И я тысячу раз предлагал тебе взять квартиру в моем доме. А теперь все уже сдано.
– Не хочу я, не хочу. И она тоже не хочет. Ты помог нам приехать сюда, и этого достаточно. Не хочу быть вымогателем. Кстати, сегодня она вышла на работу.
– О! Куда
– На фабрику.
– Дрянь дело. Это не для нее.
– Я ее не заставлял. Она сама так решила. Я ее обо всем заранее предупредил. А что еще можно сделать, кроме как предупредить? Ведь и сам ничего толком не знаешь. Вчера мне приснилось, что случился жуткий взрыв и все небоскребы рухнули. Все было настолько реально, будто произошло наяву. Эмпайр-стейт-билдинг раскачивался, словно дерево в бурю. Всего лишь сон, но он покоя мне не дает.
– Нью-Йорк им не разрушить.
– Почему? Иерусалим тоже был красивым городом. На все воля Божия. Обычно наверху решают в пользу варваров. Почему на сей раз должно быть иначе? Может, в самом деле настал конец света.
– Но покуда жизнь должна продолжаться. Я закажу тебе стакан кофе с пирогом.
2
Герц Минскер был высокого роста, стройный, бледный, на год-другой моложе Морриса Калишера. Длинные каштановые волосы вокруг плешивой макушки. Все в нем какое-то узкое: череп, нос, подбородок, шея. Лоб высокий, раввинский. Серые глаза за стеклами роговых очков смотрели полувстревоженно-полуудивленно и как бы не вполне сознавая, где он или с кем говорит. Годами он кочевал из одного большого города в другой: Варшава, Берлин, Париж, Лондон – и, где бы ни был, совершенно не умел ориентироваться. Никогда не знал, как пройти к гостинице, где остановился, или к трамваю, который довезет его до дома. И ни на одном языке, кроме идиша и крох древнееврейского, говорить толком не научился, хотя писал книги на немецком, французском и русском и учился в нескольких университетах, не получив степени.
Моррис Калишер прозвал Минскера вечным школяром. Минскер всегда ходил с портфелем, набитым книгами и рукописями. Без конца делал записи в блокноте. Словно бы годами работал над каким-то шедевром, который поразит мир, однако пока что ни к чему не пришел.
Кочуя из города в город и копаясь во всевозможных библиотеках и архивах, Герц Минскер умудрился четыре раза жениться, а заодно затевал неведомо сколько любовных шашней.
Моррис Калишер познакомился с Герцем Минскером, когда тот еще носил цилиндр и пейсы до плеч. Отец Морриса Калишера обращался за советом к отцу Герца Минскера, пильзенскому цадику[2], слывшему упрямцем и каббалистом. Трижды он женился и трижды разводился. Герц родился в первом браке, и где-то у него были братья и сестры, которых он никогда не видел.
За долгие годы Моррис Калишер и Герц Минскер то расходились, то опять сближались, потом снова расходились и вновь встречались в одной из европейских столиц. И всякий раз, когда Моррис Калишер встречал Герца, тот находился в сложном положении. У Герца была примечательная способность попадать в передряги, для других совершенно непостижимые. Он влезал в долги, которые – если их не вернуть – стоили бы ему жизни. При встрече с Моррисом Калишером он всякий раз похлопывал его по руке и восклицал: «Тебя просто послало небо! Я все время думал о тебе. Это судьба!»
Он качал головой и возносил очи горе. Либо у него не было денег, либо истек срок действия паспорта или визы, либо он где-то в гостинице забыл рукопись,
Обычно Герц Минскер говорил о себе так: «Я обманщик! Тебе, Мошеле, известна эта горькая правда».
Но Моррис Калишер знал также, что Герц Минскер – ученый, специалист по философии и, на свой лад, большой знаток языков. У него есть письма от Фрейда. В свое время предисловие к работе Герца Минскера, которая так и не вышла в свет, написал Бергсон. Герц был знаком с Альфредом Адлером, Мартином Бубером и целым рядом других мировых знаменитостей. Моррис Калишер видел его статьи в еврейских антологиях, в немецких и французских публикациях.
Моррис Калишер гордился отличной памятью – он до сих пор дословно помнил многие страницы Гемары, однако Герц каждый раз поражал его своей эрудицией. Он без преувеличения знал Талмуд наизусть. Помнил целые разделы Книги Зоар, цитировал стихи древних греков и латинян. А если говорить о хасидизме, Герц знал каждого цадика от Баал Шем-Това по сей день.
Моррис Калишер всякий раз диву давался: каким образом мозг способен вобрать столько сведений? И как такой ученый и философ может путаться с женщинами всех мастей и увязать в неприятностях, как какой-нибудь дурень? Загадка усугублялась тем, что сам Герц считал себя человеком религиозным. Он создал себе нечто вроде индивидуальной религии. Курил в Шаббат, но постился в День всепрощения; ел некошерное, но надевал филактерии; очень высоко ценил Иисуса, но был склонен к анархизму. Однажды Моррис Калишер сказал Минне: «Кто таков Герц Минскер, ведомо лишь Всевышнему. И порой я сомневаюсь, что даже Ему».
Герц Минскер приехал в Нью-Йорк в 1940 году и привез с собой жену, которая в Варшаве оставила мужа. Моррис Калишер знал ее мужа – успешного коммерсанта, человека благородного, отпрыска богатой семьи. Впрочем, Моррис Калишер уже привык не задавать Герцу Минскеру вопросов.
В Нью-Йорке Герц плутал точно так же, как и в других больших городах, и заработать здесь на жизнь оказалось для него еще труднее. С самого первого дня он жаловался, что нью-йоркская атмосфера повергла его в шок. Хоть убей, не мог он отличить Верхний Манхэттен от Нижнего, а когда ехал на метро, всякий раз совершал нелепые ошибки, в которых даже оппонент Фрейда усмотрел бы воздействие подсознательного – противоречие сил, подрывавших его изнутри.
Его буквально преследовали всевозможные злоключения. Он забывал портфель в лифте. Потерял очки, каких, по его утверждению, в Нью-Йорке не сделаешь. В свое время мог без труда получить иммигрантскую визу в Соединенные Штаты. Но вместо этого приехал туристом, и теперь визу надо было продлевать. Чтобы получить постоянную визу, пришлось бы сначала ехать в Канаду или на Кубу. Но для поездки туда опять-таки требовалась виза.
Сейчас пуэрториканец, который мыл в кафетерии полы и которого Моррис Калишер выбрал себе в официанты, принес Герцу Минскеру яичное печенье и стакан кофе. Герц закивал головой и зашевелил губами, будто читая благословение.