Обманщики. Пустой сосуд
Шрифт:
— То, что мы найдем, — твердо проговорил Шен, — мы поделим поровну, честно.
— Честно? — улыбнулся Цзюрен.
— Вы, мастер, делаете это ради жены, я — ради сестры и матери. Это господин Ильян все затеял ради всеобщего благополучия. Вот в нем бы я сомневался.
Лекарь рассмеялся негромко.
— Эти рассуждения определенно имеют смысл. Я согласен: найденное делим поровну.
Цзюрен кивнул.
— Согласен, — осушив в один глоток чашу, он поднялся. — Пойду, договорюсь с вождем. Нам понадобится лишняя лошадь для госпожи Кала-аны.
Лишних
Конец первой книги
ЭПИЛОГ. СОН КОРОЛЕВЫ О КРОВИ
На этот раз все видится ей необычайно ярко, в деталях, которые наяву Ямэль даже не приметила. Какого фасона было платье на Янии в тот день. Во сколько косиц заплетены ее волосы. Что за камни были в ее браслетах. Столько деталей. Платье было светлое, золотисто-розового шелка, с едва различимым узором, пошитое по самой последней моде, с длинными, почти до земли, рукавами. Кос два десятка, и на конце каждой — серебряный колпачок. В браслетах молочные опалы. Яния была прекрасна в тот день. «Если умирать, то — так», — говорила она. Умирать красивой. Но не было ничего красивого в палаче, топоре и плахе. И в крови, залившей платье. И в голове, покатившейся под ноги толпе. Королеву-предательницу казнили прилюдно, чтобы народ видел, как о нем заботятся. Тьма, идущая из Глубин, никогда не будет больше властвовать на землях Акаш.
Ямэль все это снилось почти каждую ночь. Прошел уже без малого год со дня смерти Янии, а ее голова все еще катилась с эшафота. Ямэль не могла почувствовать себя королевой, пока эта проклятая голова катится и катится вниз. Точно медовая дыня в день Летнего фестиваля.
Ямэль села. Оглядела спальню, когда-то принадлежавшую Янии. Все здесь было обустроено по ее вкусу. Огромное ложе, ароматные цветы в кадках, небольшой фонтанчик, чье мелодичное журчание убаюкивало. Золотые и жемчужно-розовые занавеси. Давно нужно было все переделать, но Ямэль никак не могла отдать приказ. Она спала в комнате покойницы, сидела на троне покойницы и, казалось, жизнь у той украла. Может, сестра насылает из-за могильной пелены эти сны в наказание?
Ямэль поднялась, чувствуя необходимость пройтись, подышать свежим воздухом. В сад нельзя: там, несмотря на поздний час, полным-полно слуг, и те замучают своими попытками развлечь королеву. В Восточном крыле еще хуже, там расположен гарем, который Ямэль также унаследовала у сестры. Две дюжины молодых людей будут пытаться угодить ей, и они еще назойливее служанок. Северное крыло? Там прохладно и тихо, но можно встретить кого-то из родных. Они непременно заведут разговоры, начнут выпытывать, отчего молодой королеве не спится. Ямэль не хотела отвечать на вопросы. Стыдно сказать, но она побаивалась и дядьев своих, и двоюродных братьев. Пусть, согласно законам, у них нет власти, но законы трактует человек, а люди изобретательны.
Ямэль свернула в южные коридоры и пошла через пустующие в предрассветном сумраке залы министерств. Днем здесь трудились сотни мужчин и женщин, царила суета муравейника. Ночью же все было погружено в тишину и удивительно покойно.
Яния никогда не интересовалась делами своих
— Почему ты бродишь, как привидение, сестра?
Ямэль обернулась. Ямин, ее младший брат, сидел на полу, играясь с печатями, которые утащил со столов. На нем было только легкое исподнее, перепачканное синими и красными чернилами, и смуглое лицо было чумазым.
— А что ты здесь делаешь? — спросила Ямэль, присев на корточки.
Ямин пожал плечами. Его всегда влекло в министерства, он любил наблюдать за царящей здесь суетой. Его гнали прочь, чтобы не мешался под ногами. Тогда Ямин стал приходить по ночам. Ямэль надеялась, что все важные документы убраны под замок, а не то их можно найти поутру испачканными или порванными. Ямин не слишком ценил труд переписчиков: рвал свитки, рисовал в книгах, использовал бумагу, чтобы сделать из нее снаряды и плеваться ими через трубочку.
— Положи на место, — строго сказала Ямэль.
Со вздохом Ямин вернул печати на столы, потом подошел и крепко стиснул ее в объятьях. Ему в первые недели тоже снилась сестра, хотя казни он и не видел. Но каким бы Ямин ни был наивным дурачком, он знал, что случилось что-то страшное, непоправимое. Быть может, он мало что понимал, но он всегда тонко чувствовал.
— Надо зажечь благовония в Храме Белой Горы. Так сказал старый монах, — Ямин свел брови к переносице. — Очень-очень надо. Иначе призрак съест тебя!
Ямэль потрепала его по голове.
— Значит, мы так и сделаем. Завтра же поедем в храм с подношениями.
— А по дороге купим сладких булочек? — глаза Ямина загорелись.
— Непременно.
Брат еще крепче обнял ее, так что чуть кости не хрустнули. Он был сильный и не всегда знал, что с этой силой следует делать.
— Сестра, а почему сестрице Янии отрезали голову?
Этот прямой бесхитростный вопрос заставил Ямэль содрогнуться.
— Она… она пошла на сделку с демонами.
— Ты ведь так не сделаешь? — вновь нахмурил брови Ямин.
— Нет, я так никогда не сделаю. Идем спать, Ямин. Завтра у нас много дел, если ты хочешь поехать в храм.
Брат кивнул, схватил ее за руку и потащил за собой к жилым покоям. Очень скоро пришлось перейти на бег, чтобы угнаться за длинноногим, по-заячьи шустрым Ямином, и Ямэль немного запыхалась. Разжав наконец пальцы, Ямин затараторил:
— Спокойной ночи, сестричка! Хороших снов! Пусть скорее наступит утро! Хочу сладких булочек с засахаренной сливой! Скорее! Спать!
— Ямин… Жена не обижает тебя? — тихо спросила Ямэль, глядя на раскрасневшееся, возбужденное лицо брата.
Ямин склонил голову к плечу и несколько мгновений пытался сообразить, о ком идет речь. Наконец лицо его озарилось пониманием.
— А-а. Нет, Джазие хорошая.
— Я рада, — Ямэль привстала, чтобы поцеловать брата в лоб. — Доброй ночи.
Ямин умчался, шторы зашелестели и сомкнулись за его спиной. Нехотя Ямэль вернулась в свои покои и легла на постель, не снимая верхнее платье. Оставалось только надеяться, что сегодня Яния больше не появится.