Обманутые скитальцы. Книга странствий и приключений
Шрифт:
Иркутская сокровищница — областной Художественный музей — находится на главной улице города, названной в честь Карла Маркса. Там мы купили книгу с семью золотыми иероглифами на обложке. Первый из этих письмен был похож на большую русскую букву «Ф» и помещался в самом верху иероглифической лесенки).
Мы прошли через залы, где были выставлены полотна знаменитых русских художников, и очутились в мире нефрита, древней бронзы, шелка и фарфора.
Искусство эпохи династий Хань (III век до нашей эры — III век нашей эры) было представлено так называемыми погребальными статуэтками. Их зарывали одновременно с останками властителей вместо их живых родственников, приближенных, слуг или рабов. Вот человечек из красной глины
Бронзовые китайские зеркала очень часто находят в Сибири. Ученые описывали их не раз, а о ханьских зеркалах даже существует отдельное исследование М. П. Лавровой, изучавшей их по собранию, хранящемуся в Русском музее в Ленинграде. Иркутское ханьское зеркало заросло медной зеленью, глядеться в него нельзя. Но в свое время лучи сибирского солнца, лицо кочевой красавицы отражались и оживали внутри этого бронзового круга! Ханьские предметы — самые древние в иркутском музее.
Ко времени династий Сун и Юань относятся изделия из «протофарфора». Для их изготовления шла смесь из белой глины, извести и кварца. Поверхность чашки или вазы покрывали особой глазурью, селадоном, похожим на зеленоватый нефрит. С течением времени мастера научились создавать глазурь, передающую все основные цвета нефрита, и наносить ее уже на фарфор.
Фарфор первых двух веков его существования показан среди богатств эпохи Мин. Вот круглая чаша для поднесения подарков в Новый год. На ее крышке поверх селадоновой глазури нарисованы летучие мыши — символы счастья. Пышные орхидеи и радужные фазаны глядели на нас с фарфорового блюда XIV века.
Да ведь это родственник, а скорее сказать — потомок сибирского чудища, поглотителя солнца, о котором мы только что говорили! Бронзовый дракон Минского времени старается пожрать алое шаровидное пламя. Он обвился вокруг лазоревой вазы. Дракон этот был сначала для нас новинкой, но часом позже мы познакомились с драконами красными и розовыми, черными и лазоревыми. И все они, будто сговорившись между собой, пытались схватить то багряный, то золотой шары!
И как же повезло хромому нищему Ли Те-гуаю, покровителю чудодеев и волшебников! Вот он воплотился в бронзовое изваяние XV века, впервые представ перед нами. Ли Те-гуая можно найти на пышной фарфоровой вазе XVII века, где он красуется в числе разных даосских героев. Неизвестный художник XVII века посвятил нищему хромцу свою акварель. В том же столетии кто-то снова отлил из бронзы образ этого вдохновителя магов. Вот его вышили на шелку, с чудотворным сосудом в руках. Черный камень-жировик куда податливей нефрита. Камнерез взял жировик и создал из него хромоногого гения, восседающего верхом на льве. И, наконец, гения кудесников можно было узнать и в одном деревянном изваянии, где он держит в руках плод персика.
Ли Те-гуай не одинок среди ореховых статуй. В светлом зале стоят несколько изумительных скульптур из дерева. Попирая смуглыми ногами скалу долголетия, сложенную из древесных корней, высится кумир длиннобородого мудреца Шоу-Сина. Он вперяет в нас свои глаза; белки их сделаны из слоновой кости. Шоу-Син держит персик и длинный посох. Что удивительно здесь? Китайские резчики, изготовляя эти фигуры, не отвергали ни корней, ни ветвей, ни сучьев орехового дерева и старались использовать их при создании образов своих героев. Так, из коричневых корней была вырезана статуя пляшущего нищего Лань Цай-хэ, не расстававшегося со свирелью. Неподалеку от этого китайского Пана находятся ореховый монах, погруженный в нирвану, почитатели даосских мудрецов, нищий, зажавший
В музее есть единственная во всех хранилищах Советского Союза ваза из перегородчатой эмали, изделия из дерева нань-му, изображение шанхайской пагоды Лун Хуа-та; возведенной в XV веке, рабочее имущество мудрецов и ученых — богато украшенные тушечницы и вместилища для кистей, искусные вышивки, картины и гравюры.
Здесь много гравюр на дереве, подчас больших по размеру, как, например, ксилография Дай-лян Цзэна «Красавица из богатого дома, переходящая реку». Художник раскрасил эту гравюру от руки.
Не только драконов, не одни лотосы и орхидеи можно увидеть на картинах, выполненных на бумаге и шелке. Вот гравюра на дереве, посвященная восстанию «желтых повязок» в 184 году нашей эры.
Три мастера Янь Син, Синь Дао, Чжан И-ци, а также неизвестный по имени художник в конце прошлого столетия вдохновились историей борьбы китайского народа с французскими завоевателями. Большие гравюры, черные и цветные, представляют собою красочную летопись побед над империалистами.
Иркутский музей обладает единственной во всем Советском Союзе ксилографией «Генерал Лю Ин-фу берет в плен французского генерала Ривьера». На ней тщательно показано поле сражения, где происходил поединок между двумя военачальниками. Ян Си с полным знанием дела изобразил победу на реке Хунхэ, одержанную генералами Лю и Чэн. Отчетливо выписаны стены береговой крепости, окутанные пушечным дымом, паровые французские корабли с трехцветными полотнищами на мачтах и подвижные суда с китайскими воинами, громящими иноземную эскадру. Все эти картины можно уподобить пособиям для изучения войны 1884–1885 годов. Зритель получает полное представление об одежде и вооружении интервентов.
Мы ходили по залам музея, дивясь всему, что нам удалось увидеть в этом замечательном хранилище.
Гранитная чаша Байкала
Для путешественника, посетившего Иркутск, немыслимо не побывать на Байкале. Мы решили ехать к великому озеру по новой, недавно проложенной дороге Иркутск — Лиственичное, вдоль восточного берега Иркутского водохранилища.
Как только мы миновали плотину ГЭС, справа показался небольшой лазоревый язык, вдавшийся в сушу. Это был первый из многочисленных больших и малых заливов нового моря. Но самого его долго не было видно. Дорога то пролегала по холмам, то круто спускалась с них. Мы с нашей машиной затерялись внутри геологического Иркутского амфитеатра, но было ясно, что мы постепенно поднимаемся по его ступеням к каменной нише Байкала. Показались первые селения, перенесенные на новые места, расположенные много выше былых берегов Ангары.
У окраины одной из деревень мы заметили проселок, свернули на него и вскоре очутились на берегу чудесного залива, напоминавшего высокогорное озеро. Огромная деревянная катушка, освобожденная от электрического кабеля или стале-алюминиевого провода, одиноко возвышалась на прибрежном лугу. Других примет индустриального времени Сибири не было видно. Залив лежал от востока к западу. Северный берег его порос темными елями, кустами багульника, отраженными в водном зеркале. Круто изогнутый рукав устремлялся на юг и исчезал в лесной синеве. Конец фиорда так и не удалось проследить.
Двадцать восемь заливов на Иркутском море, больше всего — на его восточной стороне. Они чередуются с поперечными горными падями. Заливы как начнутся за падью Волчьей, так и идут до селения Тальцы. За речкой же Тальцинкой их становится все меньше и меньше. На дне моря лежит старинный Тальцинский стекольный завод, новые воды скрыли Амурский тракт, былой колесный путь к Тихому океану. Скрылся под водой и отрезок рельсового Великого Сибирского пути, проходивший возле самых прибрежных скал. Пришлось перевести на новое место судостроительную верфь.