Обманувший дьявола
Шрифт:
Однако ничего неожиданного не произошло. Дождь сменился отвратительным мокрым снегом, который таял, едва прикоснувшись к земле или одежде. Ботинки Андрея промокли еще до того, как он дошел до остановки. Он не взял зонтик, чтобы тот не помешал ему в случае неприятной встречи. И по лицу его стекали противные холодные струйки. Если не считать этих мелких неудобств, он добрался до вокзала без осложнений. Но огромное здание, наполненное снующими во всех направлениях людьми, внезапно напугало его. Он никак не ожидал подобного. Он резонно считал, что в окружении толпы будет в безопасности. Но шорох шагов и голоса, сливающиеся в один нестройный гул, заставили все его органы чувств напрячься.
Делая вид, что ждет кого-то,
Навязчивая идея? Мания преследования? Наверное. Он боялся даже не столько того, что кто-то нападет на него здесь. Нет, его страшила одна только мысль, что его выследили. И сейчас ему представлялось, что сделать это не составляет никакого труда. Самому себе он казался огромным. Любой заметил бы его в какой угодно толпе. Он выламывался из нее, как нечто инородное. Его не надо было даже искать глазами. Достаточно было проследить за взглядами других людей – все они были прикованы к нему.
Заставив себя мыслить здраво, Андрей сделал несколько глубоких вдохов и подчеркнуто лениво в очередной раз повел взглядом по сторонам. Все были заняты своими делами. И он никому не был нужен. Никто не собирался рассматривать его. А если чей-то взгляд и скользил по его лицу, то это был ничего не выражающий взгляд человека, не знающего, чем себя занять в ожидании нужного поезда. «Успокойся!» – мысленно приказал себе Андрей и посмотрел на часы. До отправления оставалось еще около часа. И он вдруг понял, что ему ужасно хочется курить.
Андрей вышел на перрон. Холодный воздух подействовал на него успокаивающе. Снег не прекратился. Но ветер почти стих. И под накрывавшим перрон козырьком было сухо. Андрей поставил сумку себе под ноги и медленно, наслаждаясь самой возможностью занять себя делом, достал из кармана нетронутую пачку сигарет, аккуратно распаковал ее и, сложив большой и указательный пальцы щипчиками, вынул из нее сигарету.
После первой же затяжки вся ситуация предстала перед ним уже не в столь мрачных красках, как несколько минут назад. Чего, собственно говоря, он боится? От чего бежит?
– Молодой человек, – послышался женский голос.
Андрей оглянулся. Это его? Да, наверняка его.
– Молодой человек, – повторила толстая тетка, волочившая за собой, как большую и упирающуюся собаку, огромную черную сумку, водруженную на двухколесную тележку, – здесь будет посадка на таганрогский?
– Здесь, – буркнул Андрей, подозрительно взглянув на свою собеседницу.
Его слегка улучшившееся настроение вновь упало. Как будто маленький человечек, борясь за свою жизнь, карабкался, цепляясь за стены, вверх из темного бездонного колодца. И когда его голова вот-вот должна была показаться над поверхностью, его рука неожиданно соскользнула с мокрого камня, и он вновь полетел вниз, на самое дно – черное и зловещее.
Впрочем, в толстой тетке не было ничего необычного, тем более опасного. Да и ее вопрос не мог вызвать никаких подозрений. Она заранее вышла на перрон, чтобы не отстать потом со своей огромной и неуклюжей сумкой. Андрей старательно убеждал себя в этом. Но вернувшаяся к нему тревога больше не отпускала его. К тому же от курения его вновь сильно затошнило. А еще он вспомнил, что забыл взять с собой в дорогу не только поесть, но даже и попить. Но возвращаться в сырое нутро вокзала ему не хотелось.
Зябко поеживаясь в мокрой куртке (все же хорошо, что он надел куртку – пальто промокло бы уже насквозь, а куртка еще хранила в себе хоть какие-то остатки тепла), он напряженно оглядывался по сторонам. Перрон мало-помалу заполнялся людьми. Какие-то дядьки пили пиво, расставив бутылки на мраморном парапете, который обрамлял выход из туннеля, ведущего в недра вокзального комплекса. Молодая пара с надрывом целовалась. Как будто парнишка затем собирался бросить подружку под колеса состава. Кто-то смеялся – нервно и неестественно. Так смеются, когда хотят показать, что им весело.
В другое время Андрей не обратил бы на это никакого внимания. Но теперь все казалось ему подозрительным, все раздражало. В каждом он видел угрозу. Почему тетка спросила про таганрогский поезд именно его? Сколько можно целоваться этой парочке? Может быть, они следят за ним? Все. И эта тошнота – не признак ли она надвигающейся опасности? Андрей напрягся всем телом, в любое мгновение готовый дать отпор или броситься бежать – глядя по обстоятельствам.
Подали состав. Причем не так, как все ожидали – не с головы, а с хвоста. И люди стали сновать вдоль поезда, отыскивая свой вагон. От карусели лиц, сумок, чемоданов, баулов и непонятных постороннему обрывков фраз у Андрея закружилась голова. Он хотел попросить о помощи, но побоялся. Кто поверит, что молодому и вполне здоровому на вид человеку вдруг стало плохо? Скорее решат, что он наркоман. Или сумасшедший. Второе предположение, впрочем, наверняка недалеко от истины. Но тем более не стоит привлекать к себе лишнего внимания. Надо собраться и во что бы то ни стало заставить себя добраться до своего места.
Когда он в конце концов плюхнулся на свою полку, ему действительно стало легче от физической ограниченности пространства. Плацкартный вагон, набитый людьми и заставленный багажом, сидел на нем, как туфли по ноге. Здесь не оставалось дистанции, воздушной перспективы на то, чтобы что-то рассматривать. Не надо было опасаться взгляда откуда-то издалека. Все, кто так или иначе имел возможность наблюдать за тобой, находились в досягаемости руки. И от этого за ними легко было уследить.
В своих попутчиках Андрей не нашел ничего подозрительного или опасного. Старуха с девочкой-подростком – наверное, внучкой. Они сразу распаковали пакеты с домашней снедью и принялись ужинать. Как будто ехали издалека и уже давно были в дороге. Наблюдая за ними, Андрей снова вспомнил, что не взял с собой никакой еды. Сейчас этот факт нисколько его не огорчил. Он все равно не смог бы проглотить ни кусочка. Одного взгляда на пищу было достаточно, чтобы это понять. Тошнота подступала волнами к горлу. Лучше лечь на полку и лежать пластом. Как на судне во время качки. Он сам, правда, никогда не выходил в море. Но читал где-то о способах борьбы с морской болезнью. Да, собственно говоря, про это все знают. Даже неизвестно откуда.
С другой стороны, у него ведь не морская болезнь. Его не укачивает. И его тошнота имеет поэтому другую причину. Какую? Он не мог на это ответить. Хотя мог поразмышлять по этому поводу, чтобы скоротать время. Когда ты лежишь, вытянувшись на полке, в несущемся по рельсам вагоне, у тебя есть бездна времени для размышлений.
Прежде чем забраться наверх, Андрей еще раз внимательно оглядел своих соседей. Четвертую полку в купе занимала слегка располневшая женщина средних лет. Она сидела возле окна, откинувшись на вагонную переборку, и неотрывно смотрела в черноту окна. Что она могла там разглядеть, кроме мелькающих, словно лампочки елочной гирлянды, огоньков, проносящихся мимо? Наверное, она тоже коротала время, размышляя о чем-то своем. И ей при этом было мало дела до своих соседей. На боковых полках, правда, пристроились два парня. Но они вскоре после отправления пустились на поиски своих приятелей, которым достались места в другом вагоне: то ли пятом, то ли пятнадцатом – тут у них вышел спор. И зеленая змея извивающегося по рельсам состава поглотила их в своем чреве.