Обманы Локки Ламоры
Шрифт:
Тринадцать Богов! Эта женщина определенно заигрывала с ним. К тому же легкая улыбка, скользнувшая по лицу ее мужа, указывала на то, что все спланировано заранее. Маленькая женская уловка, призванная подогреть интерес неловкого северянина, так сказать, проба сил…
— Я считаю, что то неудобство, которое доставляет моя одежда в вашем весьма своеобразном климате, лишь заставляет меня быть всегда собранным. Не позволяет расслабляться. А это исключительно полезно для делового человека.
Стоявший неподалеку Жеан вовремя прикусил язык. Атаковать Локки Ламору блондинкой — столь же неудачная мысль, как попытка отделаться от голодной акулы с помощью листка салата. Хотя следовало признать, что донья София была сверх-блондинкой. Чего стоил один лишь медово-янтарный
— Мастер Фервит сделан из особо прочного материала, моя дорогая, — откликнулся дон Лоренцо. Он стоял поодаль у перил, одетый в белый шелк; лишь легкий камзол без рукавов, наброшенный поверх рубашки и не застегнутый, был точно того же цвета, что и платье жены. Концы белого шейного платка, которые в Каморре обычно заправляют под камзол, сейчас небрежно болтались. — Вчера он безропотно принял удар судьбы, сегодня носит на себе количество шерсти, достаточное для пятерых человек, искушая наше беспощадное солнце. Должен признаться, Лукас, я безмерно рад, что перехватил у дона Джакобо такого компаньона.
Локки ответил на эту похвалу легким поклоном и понимающей улыбкой.
— По крайней мере, выпейте чего-нибудь, мастер Фервит.
Рука доньи Софии коснулась руки гостя, задержавшись на какой-то миг — но этого хватило, чтобы Локки почувствовал на ней мозоли и следы от химических ожогов, которых не могли скрыть никакие ухищрения. Хозяйка яхты увлекалась алхимической ботаникой, и этот плавучий сад был творением ее рук и творческого гения. Налицо немалый талант — и весьма расчетливый ум. Судя по всему, Лоренцо, будучи импульсивным человеком и зная за собой эту черту, наверняка прислушается к мнению своей хладнокровной жены, прежде чем принять какое бы то ни было предложение Лукаса Фервита. Поэтому Локки улыбнулся доне Софии и смущенно кашлянул — пусть думает, что он поддался ее чарам.
— С удовольствием, — ответил он. — Однако боюсь, что это не очень поможет делу, любезная госпожа. Я уже бывал в Каморре и знаю, КАК здесь пьют за переговорами.
— Утро для потения, ночь для сожаления, — с улыбкой проговорил дон Сальвара, отходя от перил и делая жест слуге. — Конте, я уверен, что мастер Фервит по достоинству оценит «имбирный поцелуй».
Двигаясь с грацией опытного стюарда, Конте направился в бар выполнить просьбу хозяина. Выбрав высокий узкий бокал из хрусталя, он на два пальца плеснул в него чистейшего светло-коричневого имбирного масла, которым славится Каморр, затем щедро долил в стакан жемчужно-молочного бренди, а поверх — прозрачной жидкости под названием адженто, в данном случае настоянной на ломтиках редьки. Собрав воедино необходимые компоненты, телохранитель-бармен обернул руку мокрой салфеткой и достал из жаровни, стоявшей тут же, в углу бара, раскаленный металлический прут с тлеющим оранжевым концом. Конте опустил его в бокал для коктейля — раздалось легкое шипение, в воздух поднялось легкое облачко пара — и тремя быстрыми точными движениями перемешал напиток, после чего поставил бокал на тонкое серебряное блюдечко и передал гостю.
За свою жизнь Локки неоднократно приходилось участвовать в подобном ритуале, однако частое повторение не смогло стереть давних детских воспоминаний. Едва «имбирный поцелуй» тронул его губы, обволакивая жгучей нестерпимой болью каждую трещинку, каждый зазор между зубами, еще до того, как жжение
— Непередаваемые ощущения, — произнес Локки, закашлявшись, и мелкими порывистыми движениями ослабил шейный платок — совсем чуть-чуть. Этот жест не укрылся от четы Сальвара, и они обменялись легкими довольными улыбками. — Теперь понимаю, почему моя торговля более легкими напитками идет в Каморре столь успешно.
По традиции один день в месяц — последний День Бездельника — считался на Плавучем рынке выходным. Торговые баржи покидали запруду, медленно дрейфуя или стоя на приколе поблизости, в водах Анжевены. На очищенном же пространстве собиралась добрая половина города, чтобы полюбоваться на аттракционы Речных Игрищ.
К сожалению, в Каморре не было столько камня или Древнего стекла, чтобы построить постоянные трибуны для зрителей, поэтому каждый раз приходилось сооружать временный амфитеатр из того, что плавает по воде. Огромные многопалубные баржи с сидячими местами, напоминающие куски стадиона, вырезанные неведомой рукой, выстраивались полукругом возле каменных волнорезов рынка. Каждой такой трибуной заправляло отдельное семейство, либо несколько семей объединялись в своеобразную гильдию. Они беспощадно конкурировали в борьбе за зрителей — как между собой, так и с обычными горожанами на собственных лодках.
Но в конце концов все устраивалось: плотно поставленные баржи занимали примерно половину периметра заводи, а между ними оставался узкий канал для того, чтобы другие лодки могли проплывать в центр водного пространства. Вторая половина окружности предназначалась для яхт аристократии. Обычно их насчитывалось не меньше сотни, а в дни крупных праздников и того больше. Сегодня тоже собралось изрядное количество народу — близилось летнее солнцестояние с его Днем Перемен.
Даже до начала представления Речные Игрища представляли собой живописное зрелище. Развлечься сюда явилось пол-Каморра. Бедные и богатые, на роскошных яхтах и пешком — все теснились и толкались в споре за лучшее место. Тут же маячили десятки «желтых курток», но, к сожалению, все силы у них уходили на то, чтобы гасить уже вспыхнувшие стычки, а не предотвращать новые. Ладно, пусть народ пошумит… Речные Игрища являлись тем местом, где можно было безнаказанно выпустить пар на вполне законных основаниях. Неспроста герцог оплачивал данное мероприятие из собственного кармана. Подобно опытному хирургу, он предпочитал заблаговременно вскрывать нарыв, понемногу выпуская накапливающийся гной народного недовольства и раздражения.
Солнце медленно приближалось к своему зениту, от его испепеляющего жара не спасал даже шелковый навес, а «имбирный поцелуй», который потягивали Локки и его гостеприимные хозяева, лишь усугублял положение. Конте приготовил для четы Сальвара аналогичные коктейли (хотя имбирного масла в их бокалы налил ощутимо меньше), однако подал их хозяевам яхты, согласно требованиям местного этикета, Грауманн, слуга гостя. Локки к тому времени наполовину опустошил свой бокал. Выпитое ощущалось клубком тепла, которое непрерывно росло и расширялось в его желудке, а также до боли знакомым жжением в горле.
— Итак, о деле, — наконец промолвил он, обращаясь к хозяевам. — Вы оба так добры к нам с Грау, что не хочется долго томить вас неизвестностью. Я готов дать разъяснения по поводу своей миссии в Каморре… если, конечно, это доставит вам удовольствие.
— Поверьте, мастер Фервит, никогда еще у вас не было столь внимательных слушателей, — заверил его дон Сальвара. Благодаря усилиям гребцов их яхта уже прибыла в заводь Плавучего рынка и заняла свое место в ряду других речных судов. В глазах Лоренцо читался живой и жадный интерес. — Так расскажите же нам!