Обмасонивание
Шрифт:
Напротив пришедшего, за ковром с вышитой могилой, стояли три резных кресла. Занимавшие их люди, в мертвенно белых масках и расшитых золотом и серебром мантиях с капюшонами, молчали. Наконец, средний из них протянул вперёд правую руку, ладонью кверху, и заговорил:
– - Брат Фридрих, ты искал встречи с нами, и вот ты здесь.
– - Я приветствую Великого Магистра Вольных Каменщиков, я рад видеть своих братьев по трудам на пользу и усилиям во благо. Идущих по путям, предначертанным великим мастером и учителем, строителем храма
И Фридрих Кельнерман (а это был он), указал кивком на гобелен за спинами магистров. Там были вышиты картины из жизненного пути великого строителя.
– - Вот именно, - сказал грузный человек слева, - помнишь ли ты путь нашего основателя и вдохновителя, мудреца и пророка, величайшего из великих, заложившего краеугольный камень в здание нашего братства? Я напомню тебе, - продолжил он, не ожидая ответа.
Бедный Фриц тяжко вздохнул, попытался встать поудобнее, и приготовился внимать давно и неоднократно слышанной прежде истории.
Мастер-проповедник поднялся со своего места, огладил искусно завитую бороду, поколыхал выступающим из-под широкой мантии чревом, принял позу, подобающую провозглашателю сокровенных истин и открывателю сокрытых знаний, воздел вверх руку, прокашлялся и хорошо поставленным голосом с давно отработанными интонациями, принялся изливать повествование относительно событий двухтысячелетней давности.
– - Опять. Что я узнаю нового в слышанном сто раз?!
– уныло подумал Фриц.
Отнюдь. Новизна зависит не от рассказа, не от рассказчика, а от слушателя. В чём Фриц и убедился.
Хирам Аббиф был молодым человеком хорошего образования, художник, поэт и величайший фантазер. В Египте он принял посвящение в тайное общество и, после ряда страшных и тяжких испытаний, включая пытку жаждой в пустыне, пытку скорпионами в древних развалинах и пытку крокодилами в нильской воде, достиг степени мастера. Его не удовлетворяли пути самоуглубления и самосозерцания, ему хотелось найти достойное применение своим дарованиям, его манило строительство, он любил жизнь, мечтал о претворении в действительность тех чудес, которые открыла ему тайна посвящения.
Царь Тира, Хирам Первый Великий, не зря писал к царю Соломону:
"... я посылаю тебе человека умного, имеющего знания, Хирам-Авия, сына одной женщины из дочерей Дановых, - а отец его Тирянин, - умеющего делать изделия из золота и из серебра, из меди, из железа, из камней и из дерев, из пряжи пурпурового, яхонтового цвета, и из виссона, и из багряницы, и вырезать всякую резьбу, и исполнять всё, что будет поручено ему вместе с художниками твоими и с художниками господина моего Давида, отца твоего".
Аббиф был белокур, голубоглаз, строен, высок, силен, здоров, красив, честен, приветлив и одарён всеми талантами. Он родился среди кедров, кипарисов, высоких трав и светлых речных струй.
– - Во врёт - подумал Фриц, - какие, нахрен, "светлые речные струи" в Тире?! Этот город лежит на острове, в полтыще саженей от берега, пресную воду доставляют на кораблях. Остальные "сокровенные знания" - такого же качества? И чего я раньше об этом не задумался?
На утренней заре Хирам смотрел, как просыпается живущее днем и засыпает жившее ночью. Как выправляются напряженные соками листья; как раскрывают глаза цветы, вздрагивая желтыми ресницами, как за любовью манящей и уклончивой гонится любовь настойчивая и настигающая.
Когда солнце восходило к зениту, все живущее склонялось долу и тяжко дышало, не зная, что земному светилу будет угодно испепелить, и что помиловать. Когда же само солнце увядало и на землю стекала прохлада - по всем злакам, кустам и деревьям пробегала игривым змеенышем улыбка радости и уверенности в завтрашнем дне. С вечерней зарёй просыпались цветы ночные, особенно ароматные; вылетали мотыльки, особо лакомые до редких медов и драгоценнейшей душистой пыли. Тогда же выныривали из логовищ звери с горящими глазами и пружинными мускулами.
Ночью небо зацветало звездами - и Хирам-посвященный читал по ходу светил и планет судьбу людей и царств. Он бродил среди звёзд, как по млечной аллее знакомого сада среди двенадцати цветочных зарослей. То, что вверху, как то, что внизу, единообразно создано по мысли Единого, придуманного человеком ради удобства и упрощения мысли. Создатель преклоняется перед своим созданием, как поэт слушает звуки лиры, считая их божественными. А так как нет ни начала, ни конца, ни рождения из ничего, ни ухода в ничто, и так как в вечном беге от истины к новой истине нет истины последней, то мысль и чувство человека подобны прорастающему зерну, совершенному растению и новому зерну, падающему в ту же землю, чтобы прорасти вновь и завершить круг вечного постижения.
– - Не фига себе - удивился Фридрих, - так он что, атеист? "... по мысли Единого, придуманного человеком ради удобства". Или иудей? В единого бога в то время верили только иудеи. А в Тире были храм Мелькарта и храм Астарты. Хирам для местных - еретик и мерзость иноверная? Оба эти храма построены царём Хирамом. С участием тёзки? Так вот где Хирам-мастер ума-разума поднабрался! Молодой? Мы все когда-то были молоды. А годы ученичества в Египте, а строительство двух храмов в Тире? Белокурый, голубоглазый? "А отец его - Тирянин". С кем же его мамашка блуданула? Такой "белой вороне" в тех местах... мордобой без перерыва, сразу после первого кукареку.
Очень хотелось почесаться. Блохи в Германии совершенно озверели: едят беспрерывно. Но Фриц терпел, думая о своём, о профессиональном:
– - Хирам-мастер был для жителей Тира ублюдком и еретиком. Интересно, а что конкретно он вставил Соломону из опыта отделки храмов Мелькарта и Астарты? Золотые огурцы? В смысле - фаллосы. Гранатовые яблоки? В смысле - каменные тестикулы? Символика морского бога в сухопутном Иерусалиме..... и воинствующей богини тотального плодородия с обязательной храмовой проституцией... в доме Иеговы... Забавно.