Обнаженная тьма
Шрифт:
Александра пошла по узенькой тропочке меж свежих сугробов, милосердно прикрывших убожество дворика, как вдруг что-то жестяно загрохотало, потом распахнулась дверь – и на крылечко выскочил Гелий.
Александра замерла, сконфуженно глядя на него, однако Гелий ее не видел. Страшно бледный, с черными провалами вместо глаз, он схватился за покосившийся столбик крылечка, но не удержался на ногах и сполз на ступеньки. Александра увидела, как задергались его ноги в разношенных кроссовках, и почему-то вспомнила, что вчера Гелий был обут в замшевые ботинки, которые с него неуклюже стаскивали друзья.
Это воспоминание вывело ее из ступора. Александра метнулась к крыльцу, быстро повернула скорчившееся тело Гелия, прижала пальцы к шее, отметив, какая у него холодная, липкая от пота кожа. Ого, как скачет пульс! Зубы его скрежетали так, что вот-вот сотрется эмаль, голова билась о доски.
«Хоть бы язык не прокусил!» Она сорвала с шеи шарфик, проворно сложила его в несколько раз и, с силой надавив на сведенные судорогой, худые щеки Гелия, заставила его разжать рот. Просунула ткань меж зубов, и мальчишка сразу вцепился в нее с такой силой, что на тонкой шерсти неминуемо должны были остаться дырки. Да ладно!
Александра высвободила левую руку Гелия и, разжав ладонь, наступила на мизинец, на миг похолодев от мысли, что сейчас раздавит худой мальчишеский палец. Жуткое средство, и далеко не столь эффективное, как уверяют старые знахарские книги, однако сейчас не было выбора. Или поможет, или… или нет.
Помогло! Сведенная судорогой шея медленно распрямилась, голова бессильно запрокинулась. Веки опустились на закатившиеся глаза. Ноги перестали колотить по ступенькам, тело обмякло. Зубы все еще сжимали шарф, но набухшие на челюстях мышцы постепенно расслаблялись. Скоро можно будет убрать шарф, не боясь, что Гелий прикусит язык. Еще немножко…
Александра выдернула шарф, пропитавшийся слюной, и осторожно, уголком обтерла пену, выступившую на губах мальчика. Расстегнула на нем одежду, расшнуровала кроссовки. Снимать не стала: они были ему свободны, как и куртка. Наверное, и их у брата взял, свои-то ботинки остались в больнице.
Да, этот припадок куда сильнее вчерашнего. Если бы приятели увидели Гелия в таком виде, то сразу поняли бы, что у него эпилепсия, а не просто обморок от слабости и недоедания!
Но сейчас-то он ведь должен был поесть на поминках! И что это за жирное пятно проступает на куртке? Да у него в кармане большущий кусок пирога с мясом. Про запас прихватил? Или нес брату?
Ладно, это неважно. Другое важно – что случилось? Почему Гелия скрутило так внезапно?
Впрочем, и с ответом на этот вопрос можно подождать. Сначала мальчишку надо согреть. И как можно скорее позвонить в «Скорую»!
Александра приподняла Гелия, но сразу поняла, что бесполезно и пытаться перенести его в дом. Худое тело налилось каменной тяжестью. Лучше укрыть потеплее, что-нибудь подложить под него. Хотя если дома брат, вдвоем они смогут его поднять и отнести на кровать.
Александра ринулась в темные, пропахшие сыростью сенцы. Оглушительно загрохотало ведро, которое она пнула сослепу. Наверное, его обрушил Гелий. Шепотом выругавшись, Александра подняла ведро и поставила на лавку. Потом ощупью нашарила дверь, которая своим ободранным обликом очень живо напомнила ей дверь птичек-старичков, соседей Влада, и потянула ее на себя.
– Эльдар! – крикнула встревоженно – и осеклась.
Он лежал на полу, прижавшись щекой к домотканой полосатой дорожке, кое-где исхоженной до дыр, и поза была настолько мучительная, изломанная, словно и его скрутил эпилептический припадок. Однако тело было недвижимо, а откинутая в сторону рука сжимала смятую бумажную пачку, на которой большими синими буквами было написано «Сiль поваренна кам'яна». И все вокруг было усыпано этой самой «сiлью», будто белым песком или крошками льда.
В первую минуту Александра решила, что Эльдар мертвецки пьян, и со злостью поняла, что на его помощь рассчитывать нечего. Но было что-то особенное в этой неподвижности его тела, в этом сосредоточенном, как бы искоса взгляде полуприкрытого глаза, в посинелых ногтях, вцепившихся в грубую бумагу упаковки…
Да, на помощь Эльдара рассчитывать было нечего. И ему тоже никто не мог теперь помочь.
Александра постояла, цепляясь за косяк, потом заставила себя шагнуть вперед. Рассыпанная соль противным мышиным писком запищала под ногами, и она с трудом удержалась, чтобы не броситься прочь сломя голову. Однако все же дошла до крашенной в белый цвет тумбочки, на которой стоял допотопный телефонный аппарат. Но, когда сняла трубку, гудка не последовало. Это был просто муляж, пустой корпус! И поэтому вызвать милицию и «Скорую» удалось не раньше чем Александра перекатила Гелия на матрас и укутала в одеяла (все это она сняла с двух железных кроватей, стоявших в горнице и маленькой боковушке), а потом, после безуспешных блужданий по Лапшихе, набрела, наконец, на висевший на столбе телефон-автомат. И вдобавок ко всему она не знала адреса братьев Мельниковых, так что убедить блюстителей порядка приехать удалось только со второго раза, когда Александра вернулась (едва не заплутавшись в закоулках и проулочках!), выяснила номер дома и название улицы, и сообщила адрес по телефону ноль два. После этого автомат вырубился – очевидно, сочтя, что для выходного дня уже вполне наработался. Так что вызывать «Скорую» пришлось милиционерам, которые, надо отдать им должное, приехали очень быстро: ведь отделение было в полукилометре отсюда, не больше.
Сначала увезли мертвого Эльдара, потом, наконец-то, Гелия – опять же в Пятую Градскую, хотя по «Скорой» дежурила сегодня какая-то другая больница. Александра рассказала про вчерашний случай на крыльце автодорожного техникума и убедила везти Гелия в Пятую.
Ей смертельно хотелось уйти: разболелась голова, да так, что даже говорить было мучительно.
Впрочем, много говорить и не приходилось. Едва сняв с Александры первый допрос, ее оставили в покое, хотя пока не позволили уходить, а велели вместе с понятыми (для этой роли пригласили испуганных соседей) сидеть в уголке комнаты и наблюдать, как проходит осмотр квартиры. И они вынужденно глазели на чужие вещи, вытаскиваемые на общее обозрение, на учебники Гелия, на анатомические атласы, которых почему-то очень много было у Эльдара, на медицинские инструменты совершенно загадочного вида, среди которых особое внимание привлекла какая-то блестящая стальная штучка, напоминающая не то большой пистолет, не то маленькую дрель, только без длинного шнура.
– Во, я такую в сериале «Скорая помощь» видел, – весело сказал один из оперативников. – Лихо ею кости кромсают!
Эта штука называлась резаком и на самом деле была предназначена для вскрытия грудины при необходимости срочного прямого массажа сердца, ну и при операциях на сердце, конечно. Однако Александра промолчала, не стала уточнять: ну какая разница, в самом-то деле? Вообще весь этот осмотр – чистая формальность, потому что о причине смерти Эльдара во всеуслышание возвестил молоденький, а оттого очень гордый своей догадливостью эксперт-криминалист. Чуть войдя и взглянув на соляные россыпи, он с видом многоопытным и усталым от однообразия жизни воскликнул:
– Опять селитра!
Итак, в пачке «Сiли кам'яной» оказался нитрат калия, который обычно применяется в качестве садово-огородного удобрения. Как, каким образом селитра оказалась упакованной в фабричную оболочку, из которой она и попала в свежесваренный Эльдаром борщ, – неведомо. Наверное, «сiль» была куплена буквально сегодня, в крайнем случае – вчера, и теперь милиции предстояла нелегкая задача: отыскать магазин, торгующий ядом.
Понятые немедленно начали клясть на чем свет стоит коммерческую лавчонку, в которой покупала продукты вся Лапшиха, и требовать, чтобы опергруппа сию минуту отправилась арестовывать хозяина, который как раз достраивал второй этаж над своим домом, и теперь понятно, откуда у него такие деньжищи!